22 июня 1941: тайны больше нет

Он же, Шуленбург, подчеркивает еще раз, что свои предложения он сделал, не имея на то полномочий. В процессе разговора Шуленбург давал понять, что у Берлина нет оснований давать ему полномочия и что он, Шуленбург, сомневается, что если бы он даже поставил сам этот вопрос, то такие полномочия он получил бы. При этом он несколько раз “просил” не выдавать его, Шуленбурга, что он внес эти предложения. Я ответил, что в связи с моим отъездом Шуленбург, очевидно, продолжит свои переговоры с Молотовым. Шуленбург заявил, что он постарается сделать все возможное в этом направлении…»[206] На оригинале этого документа имеется помета следующего содержания: «за завтраком у него (Шуленбурга) на квартире». Это означает, что и в этот раз ход и содержание беседы между Деканозовым и Шуленбургом контролировались НКГБ СССР техническими средствами записи разговоров, так как квартира германского посла была оборудована ими. Соответственно выводы из этого простые: 1. Сталин придавал исключительное значение именно этой, третьей по счету встрече и беседе двух послов. 2. Запись Деканозова и Павлова исключительно точна, как, впрочем, и две предыдущих. Ведь Деканозов не был профаном в делах спецслужб и прекрасно понимал, что ход бесед контролируется записывающей аппаратурой НКГБ.

Очевидно же, что Сталин откровенно пытался использовать возникшую ситуацию, чтобы хоть как-то, пускай даже и на весьма ограниченный период времени, но хоть немного еще раз связать Гитлеру руки в целях выигрыша дополнительного времени для более тщательной подготовки к отпору неумолимо надвигавшейся агрессии. Только этим-то, собственно говоря, и можно объяснить попытки действовавшего по поручению Сталина Деканозова всеми силами навязать идею о подписании и опубликовании для всеобщего сведения совместного советско-германского коммюнике. Но, кстати говоря, обратите внимание и на то, что действия Сталина находились строго в русле протокольно обязательного паритета и уважения к статусу глав правительств и государств.

Однако того же явно не скажешь о предложении Шуленбурга — оно совершенно отчетливо попахивает политической провокацией, если не вообще изощренно грязной. Особенно если учесть настойчиво озвученную им идею об «инициативно-спонтанном» письме Сталина на имя Гитлера. Не говоря уже о его не менее настойчиво продвигавшемся пожелании, чтобы в письме был сделан акцент на то, что СССР будет и впредь проводить дружественную этим странам — то есть Германии, Италии и Японии, а также Турции — политику. С любой точки зрения Шуленбург круто перегнул палку. Никакой особо дружественной политики со стороны СССР по отношению к Германии (а также Италии, Японии и Турции) не могло быть в принципе и по определению (Сталин и Молотов сказали об этом прямо в лицо Риббентропу еще во время легкого фуршета по случаю подписания Договора о ненападении 23 августа 1939 г. — А.М.). Как, впрочем, и со стороны Германии (а также Италии и Японии) по отношению к Советскому Союзу. Все стороны руководствовались голым прагматизмом в настороженно-боевой стойке, все громче лязгая оружием.

Более того, СССР не нуждался в таких рекомендациях. СССР осуществлял очень взвешенную, чрезвычайно осторожную, но в то же время и принципиальную политику. Главная задача Сталина в том и состояла, чтобы не допустить ни малейшей возможности для нападения на СССР (особенно в двухфронтовом варианте, то есть с участием Японии). А тут немецкий посол предлагает, чтобы Сталин письменно выставил бы СССР в каком-то особо дружественном виде по отношению к гитлеровской Германии!