22 июня 1941: тайны больше нет

И даже далекий от наших военных разведчиков американский историк профессор Техасского университета Роджер Риз тоже категорически не согласен с трактовкой Жукова (уж простите за повтор): «Большинство нападок на Сталина инициировали советские военные, им же принадлежит формулировка причин отступления в 1941 г. Одна из целей представляется достаточно ясной: избежать ответственности за бедствия. Несмотря на случайные вкрапления правды, многие из этих аргументов просто не выдерживают критики. Легенды о катастрофической “внезапности” зародились в командирской среде в первые недели войны и охотно распространялись самими военными для оправдания своих не слишком успешных боевых действий. Неприятная для многих командиров истина состоит в том, что германское нападение было неожиданным только для гражданского населения СССР, но не для… военачальников…»[325]

Теперь, надеюсь, понятно, зачем Жуков осуществил такое переформатирование смысла временного понятия внезапности, а, проще говоря, увел внимание писателя и будущих его читателей от сути проблемы. Только зря старался маршал или, говоря по-простому, напрасно дурил писателя, потому, что рано или поздно, но все становится ясным и явным. К вопросу о том, какие конкретно просчеты высшего военного командования и просчеты ли пытался оправдать Жуков такой, вежливо говоря, алогичной формулировкой, обратимся в следующей главе. А здесь давайте посмотрим, были ли хоть какие-либо серьезные основания говорить о внезапности в ее традиционном временном смысле. Но, прежде всего, необходимо еще раз напомнить о приведенных еще в первой главе разведывательных данных и начавшемся уже в мае процессе конкретизации данных о дате нападения, которые все более концентрировались на середине — двадцатых числах июня. Именно эти данные являлись импульсом для последующих действий и Сталина, и с его санкции — высшего военного командования.

…В мае 1941 г. Наркомат обороны и Генеральный штаб приняли решение и с согласия правительства начали проводить скрытное отмобилизование военнообязанных запаса под прикрытием «больших учебных сборов». Ставилась задача усилить войсковые части и соединения в 14 военных округах. Всего на «учебные сборы» до объявления войны было призвано свыше 803,5 тыс. человек, что составляло 24 % приписного личного состава по мобплану МП-41 [326]. При этом на этих сборах приписной состав именно вводился в составы рот, расчетов и экипажей с поселением приписных в казармах со срочниками! С выдачей оружия приписным в казармы, чего на обычных сборах никогда не делается, и такой порядок «сборов» был определен уже в феврале 41-го — при планировании в НК О и ГШ этих так называемых «учебных сборов».

В дополнение следует уточнить, что 26 апреля Генштаб отдал предварительное распоряжение Военным советам Забайкальского и Дальневосточного военных округов быть готовыми к отправке на Запад 5-го механизированного, двух (32-го и 31-го) стрелковых корпусов (в общей сложности 9 дивизий) и двух (211-й и 212-й) воздушно-десантных бригад[327].

«С 13 по 22 мая с санкции Сталина поступили распоряжения Генерального штаба о начале выдвижения к западной границе трех армий (22, 21 и 16-й) из Уральского, Приволжского и Забайкальского военных округов <…>. 22-я армия (62-й и 51-й стрелковые корпуса — 6 дивизий) выдвигалась в район Идрица, Себеж, Витебск со сроком окончания сосредоточения 1–3 июля. 21-я армия (66, 63, 45, 30, 33-й стрелковые корпуса — 14 дивизий) сосредоточивалась в район Чернигов, Гомель, Конотоп 17 июня — 2 июля. 16-я армия (12 дивизий) перебрасывалась 22 мая — 1 июня в район Проскуров, Хмельники. Переброска войск была спланирована с расчетом завершения сосредоточения в районах, намечаемых оперативными планами с 1 июня по 10 июля 1941 г.