22 июня. Черный день календаря.

А некоторые и с радостью. Некто Лидия Осипова записала в дневнике: «Неужели же прибли­жается наше освобождение? Каковы бы ни были немцы — хуже нашего не будет. Да и что нам до немцев? Жить-то будем без них. У всех такое са­мочувствие, что, вот, наконец, пришло то, чего мы все так долго ждали и на что не смели даже наде­яться, но в глубине сознания все же крепко надея­лись. Да и не будь этой надежды, жить было бы не­возможно и нечем. А что победят немцы — сомне­ния нет. Прости меня, Господи! Я не враг своему народу, своей родине... Но нужно смотреть прямо правде в глаза: мы все, вся Россия страстно жела­ем победы врагу, какой бы он там ни был. Этот про­клятый строй украл у нас все, в том числе и чув­ство патриотизма».

Однако большинство тех, кому предстояло в ближайшие четыре года встать под ружье, то есть мужчины 1919—1926 гг. рождения, восприняли это объявление как должное — надо идти защи­щать Родину. Это неудивительно, учитывая, что они выросли при советской власти. Поэтесса Юлия Друнина вспоминала: «Когда началась война, я ни на минуту не сомневаясь, что враг будет молниеносно разгромлен, больше всего боялась, что это произойдет без моего участия, что я не успею попасть на фронт». Такое настроение было характерно для большинства молодых патриотов, воспитанных «победоносными» фильмами, вроде «Если завтра война», литературными произведе­ниями писателей типа Ник. Шпанова и массиро­ванной пропагандой, уверявших, что «врага будем бить на его территории». Организационно-инст­рукторский отдел управления кадров ЦК ВКП(б) сообщал: «Мобилизация проходит организован­но, в соответствии с намеченными планами. На­строение у мобилизованных бодрое и уверен­ное... поступает большое количество заявлений о зачислении в ряды Красной Армии... Имеется много фактов, когда девушки просятся на фронт... митинги на фабриках и заводах, в колхозах и уч­реждениях проходят с большим патриотическим подъемом». Приведем немногие свидетельства очевидцев тех событий, чтобы дать картину про­исходившего.

В отличие от молодежи, воспринимавшей про­исходящее почти как праздник, старшее поколе­ние, помнившее Первую мировую войну, особой эйфории не испытывало и привычно принялось готовиться к длительным лишениям. В первые же часы войны в магазинах и на рынках выросли оче­реди. Люди скупали соль, спички, мыло, сахар и прочие продукты и товары первой необходимос­ти. Многие забирали сбережения из сберкасс и пытались обналичить облигации внутренних займов. «Кинулись в магазин, по улицам бежали люди, покупая все, что есть, в магазинах, но на нашу долю ничего не осталось, были лишь набо­ры ассорти, мы купили пять коробок и вернулись домой». В целом, общий настрой был оптимисти­ческий. Пораженческих настроений практически не наблюдалось.

Вспоминает Л.Н. Пушкарев:

«Я готовился к экзамену — сдавать за третий курс педагогического института и занимался в Биб­лиотеке имени Ленина, в главном здании, в старом здании, там был общий зал, и мы всегда обычно с утра приходили туда и готовились к экзаменам. Обычно часам к 9 — 10 места уже были все заняты, стояли в очереди. А в этот день, дело было воскрес­ное, вдруг зал начал пустеть по непонятным причи­нам. И мы удивились и вместе со своим товарищем подошли на кафедру выдачи книг, а нам сказали: «Война началась».

Вышли мы на улицу, увидали пустую Москву. Сразу народ бросился в магазины, закупать продук­ты — соль, спички, прежде всего... Мы стали зво­нить в районный комитет ВЛКСМ — узнавать, что нам делать. Нам сказали, что раз вы студенты тре­тьего курса, вам нужно в первую очередь закончить учебу, сдать экзамены. И мы стали сдавать экзаме­ны. Надо сказать, что тут уж было особенно не до них, но сдали экзамены в конце июня, а в самых первых числах июля нас направили добровольца­ми рыть окопы».

Вспоминает Д.Я. Булгаков:

«Я жил в селе Скородном, Большесолдатско-го района Курской области. Трагически сложи­лась судьба этого села... В тот день шел пролив­ной дождь. Я сидел дома, вдруг вижу, по грязи бежит мой друг и единомышленник Сережка. Мы с ним очень переживали, что не удастся попасть на войну — Халхин-Гол, Финская окончились без нас. Удалось... Бежит: «Война!» Мы под дождем, по грязи побежали в клуб. А там собирается на­род, митинг. Никого приезжих из района не было, только местный актив — счетовод, бухгалтер. Выступают: «Мы их разобьем! То да се»... А как немцы пришли, они для них яйца собирали... На­строение было такое — жаль, что мы не попадем, ведь их быстро разобьют, а нам опять ничего не достанется».

Вспоминает Н.Л. Дупак: