– Канарские острова? – заинтересовался Шурка и поднёс к глазам ладонь.
На ладони тотчас вспыхнуло цветное изображение карты мира.
Так это в Атлантическом океане, – ткнул он пальцем, – возле северо-западного побережья Африки. А кто их там ловит?
– Местные туземцы одомашнили. А в Европу испанцы завезли ещё в 15 веке. В Россию канарейки попали из Германии при Петре Первом, – пояснил Лера, который с четвёртого класса увлекался певчими птицами и знал о них буквально всё.
Он хотел рассказать, каким образом канарейки из пёстреньких и неприметных стали жёлтыми, но тут ворота открылись и на улицу вышли хозяева телеги.
– Подданный персидского шаха купец третьей гильдии Ибн-Ватута, – поклонился один из них, похожий на внушительных размеров шар с крошечной головой и коротенькими ножками.
– Абу-Фульдун, – назвался второй, напоминающий своим квадратным туловищем средних размеров холодильник.
Друзья раскланялись с холодной учтивостью, как и полагается аристократам, а затем отошли в сторонку.
– Слушай, – зашептал Лера. – Никакие это не персы. Персы канарейками стали торговать, как пить дать, лет на сто позже.
– Выходит, – покосился на купцов Шурка, – это ино…
– Тише, – приложил палец к губам Лера, – и так всё понятно.
Действительно, в персидских купцах без труда угадывались папаша Всюси и его сынок Фью. Инопланетяне же, напротив, не признали в князе Захарьевском и графе Леркендорфе своих подопытных «кроликов». Возможно, тому способствовал богатый дворянский наряд. А скорее всего громадные белые парики, которые не только изменили друзей до неузнаваемости, но и сделали их значительно выше.
С ощущением, будто он идёт по лезвию ножа, Лера подошёл к телеге – не стоять же столбом посреди улицы, вызывая подозрение. Важно осмотрел клетки с канарейками и… сделал задумчивое лицо, не зная, что предпринять дальше. Пауза становилась тягостной, даже опасной. Выручил Леру, как ни странно, лжекупец Ибн-Ватута.
– Ви зачэм суда, уважаеми? – изображая из себя плохо говорящего по-русски перса, вкрадчиво спросил он.
– Мой есть энглиш[92], гранд[93] покупник, – изображая из себя плохо говорящего по-русски англичанина, сказал Лера первое, что на ум пришло.
– О, – оживился Ибн-Ватута, – купать по канарейка?!
– Ес, ес[94], – кивнул Лера и вернулся к Шурке. – Денег дай.
Шурка, недолго думая, поднял с земли плоский камешек, который в просторечии называют голышом. Посмотрел на него пристально, пошевелил беззвучно губами, а потом щёлкнул ногтем по голышу, и тот превратился в золотую монету.
– Класс! – Лера взял золотой и принялся рассматривать барельеф[95] царицы Екатерины Второй на его аверсе[96]. – Как ты это делаешь?
– Вначале камень ужал, а потом наложил на него голографическое изображение золотого империала, – шепнул Шурка, искоса поглядывая в сторону инопланетян. – Только такая конструкция не очень надёжная, при ударе голограмма может исчезнуть.
– А империал – это сколько?
– Десять рублей…
Вернувшись к персам, Лера протянул им преобразованный голыш.
– Многа-многа, – увидев золото, закачал головой Ибн-Ватута, – многа за адын канарейка. Сдача нэт.
– Гранд покупник, – напомнил Лера, – брать не один, а – уан, ту, фри, фо[97]… – десять канарейка.
– Многа-многа, – продолжал качать головой Ибн-Ватута.
Лера хотел было отказаться от сдачи – чего камень жалеть, но тут к нему подступил Фу-Фью в образе Абу-Фульдуна.
– Дарагой, беры не дэсат, беры двадцат канарэйка, – стал уговаривать он нараспев, будто был вовсе и не инопланетянин, а самый всамделишный персидский купец.
– Ну, – засомневался Лера, – можно и твенти[98].
– А мога весь тридцат? – подмигнул Абу-Фульдун.
Лера глянул в поросячьи глазки инопланетянина, и у него закружилась голова, будто у какой-нибудь слабонервной девчонки. Он вдруг вспомнил, как Фу-Фью воздействовал на них лабораторными аппаратами, и как плохо им с Шуркой было после этих экспериментов.
– Ес-ес, конечно, – промямлил он, отдавая империал.
– О-о, – заулыбались персы. – Карошый пан.
И принялись нахваливать свой товар, предлагая бесплатно и клетки, и корм впридачу, если покупатель возьмёт и сороковую, и сорок пятую, и пятидесятую по счёту птицу. Наконец, они до того заболтали «карошего» пана, что вынудили его купить канареек на всю золотую десятку.
Одна весёлая и две грустные истории
Сгрузив с телеги больше половины клеток, весьма довольные собой лжеперсы уехали восвояси.
– Фух, – перевёл дух Лера, – еле отделался от них.
– Слушай, – посмотрел он на стоявшего поодаль друга, – а чего Фу-Фью так старался канареек продать, он же ненастоящий купец?
– Ха, – усмехнулся Шурка. – Он себе и папаше Всюси внедрил в мозги программу, которая скопирована с манеры поведения персидских купцов. Теперь, когда торговать начинает, за него автоматически эта программа работает.
Захарьев подошёл ближе и присел у клеток.
– Куда нам столько канареек? – спросил он, любуясь птицей.
– Лозовичам подарим, – нашёлся Лера. – Пусть разводят и взаправдашним купцам продают.
– Нужны им твои птички.