22 шага против времени

– Дивное дело, – с ещё большим интересом посмотрел на Леру майор. – Мы тут схватили двоих, под персидских купцов работали. А на поверку выходит настоящая немчура. Уж больно грамотные – премножество языков ведают. Но твердят, что птичкой певчей торгуют, и всё тут. Врут ироды. А сами в тот же час на вас указывают, что вы, мол, с графом и есть масоны.

– Каковы плуты! – возмутился Шурка.

– Верно, князь, – обрадовался городничий. – Истинные оборотни. Не далее как вчера стражник обнаружил, что в холодной замест сих арестантов бобры обретаются. Стражника на предмет употребления хмельного зелья проверили – чист, подлец, аки ангел Божий. Вошли с приставом в камеру. Сидят там, как ни в чём не бывало, арестанты наши и эдак сладко улыбаются. Токмо, смотрю, один всё бок трёт, будто его ударили. Я их к лекарю на обследование. Тот глянул и ахнул. Спрашивает, с каких таких пор в съезжей избе зверствовать стали. А ведь купчин никто и пальцем не трогал, ежели не считать двух затрещин, коих я им в трактире отвесил. А тут ведь сплошная синь от побоев. Я к ним с вопросом: кто вас так?

Отвечают: никто. А ныне с утра приходит лекарь к персякам, а у них на теле ни царапинки. И токмо у толстого на голове две шишечки, аккурат там, где у чертей рога растут. Чудеса! А стражники толкуют, что они-де на самом деле натурально бесы заморские. И по всему выходит, что они масоны и есть. Те ведь тоже с нечистью якшаются.

– Что вам дались эти масоны? – заинтересовался Шурка. – Где ни послушаешь, везде только и говорят о них, их только и боятся. Кто они такие?

Глава города внимательно посмотрел в честные Шуркины глаза и снисходительно усмехнулся.

– Донесение мне было из столицы, – признался он. – Указано смотреть за передвижением иноземного люда. Особо за теми, кои следуют в Санкт-Петербург, Москву, Могилёв, Харьков, Кременчуг, Казань, Вологду и Орёл, ибо во всех этих городах имеются русские масонские ложи. К ним из государств европейских, того и гляди, могут сообщники прибыть.

– Чем же они опасны?

Городничий стал говорить совсем тихо.

– Да ведь они самые мерзкие преступники – супротив веры, царя и отечества выступают. Не далее как год назад один из прожжённых московских масонов – барон Шредер – побывал в граде Берлине. Со своим начальством масонским там разговоры вёл, и, надо сказать, весьма преступные. Опосля в дневнике сего барона обнаружили такую запись: «Лифляндию следует присоединить к Пруссии». Також и о Крыме толковал, что его от России оторвать надобно. Представляете, князь, о чём замышляют, какие коварные планы строят?

– Предатели, – заключил Шурка.

– Истинно так. Доподлинно известно, что ещё два года назад в Вильгельмсбадене собрался самый настоящий всеевропейский масонский конгресс, и на том конгрессе было принято решение убить Людовика XVI и шведского короля Густава III.

– А ведь и я об этом слышал, – кивнул Шурка.

– Вот, – возвысил голос городничий и снова перешёл на шёпот. – А в прошлом годе курфюрст Баденский арестовал главу нового масонского ордена Иллюминатов Адама Вейсгаупта и при аресте обнаружил бумаги, в коих написано явно, что орден сей желает уничтожить все монархии в Европе.

– А что же русские масоны?

– Про иных не скажу, а вот московские, что обретаются в ордене розенкрейцев, вознамерились заманить в свои сети цесаревича Павла Петровича.

– Это Павел Первый, что ли? – уточнил Шурка.

– Они покамест не императорского звания, – нахмурился городничий. – Слава Богу, ихние матушка Екатерина Великая в полном здравии и преуспешно государством управляют.

– Ах, извините, – сконфузился Шурка.

– Извольте, – покосился на него Евграф Андреевич. – Токмо от взора Тайной Экспедиции[167] ничей шаг не укроется.

И непонятно было, зачем он это сказал: то ли масонов имел в виду, то ли намекал, что и наши друзья подозреваются в масонстве.

– Совсем уж недавно, – продолжал Евграф Андреевич со скрытой угрозой в голосе, – арестована книга. Вернее, не книга, а рукопись переводная. Везли её в стольный град Санкт-Петербург. Знамо, желали распечатать во множестве. Книжонка – чистый яд. Прозывается «Образ народного любочестия». В оной немецкий врач Циммерман пишет, что патриотизм, мол, выдумки, как равно и любовь к отчизне.

– Эх, – вздохнул он мечтательно, – мне бы энтого докторишку хотя бы на сутки. Я бы по сему случаю инструкцию нарушил и разъяснил ему, как родину любить. Он бы у меня зарёкся народ смущать.

Пощёчина

В это время вальс окончился, и городничий вынужден был прерваться. Поприветствовав Варю с Лерой, он раскланялся и отошёл. Следом объявили третий танец – мазурку. К Шурке тотчас подплыла помещица Переверзева. В углу её левого глаза была прилеплена мушка[168].

– Князь, – сказала она томно, – не составите ли мне пару?

– Извините, Фёкла Фенециановна, но я себя плохо чувствую, – виновато улыбнулся Шурка, который о мазурке знал ещё меньше, чем о масонах.

А что ему было сказать? Признаться, что никогда не танцевал, – так это и вовсе смешно. Любой мелкопоместный дворянин умеет антраша[169] выделывать, а тут князь!