лозунг приняли остальные белые (в массе своих активных организаций), да и то тут же раскололись по вопросу о кандида-туре монарха на «кирилловцев» и «николаевцев». Терять им к
тому времени было тем более уже нечего.
Именно поэтому в годы Гражданской войны Белое движение в лице его вождей и в частности А.В. Колчака приняло
известную установку о «непредрешении»
будущей России (монархия или республика). Схема была тако-ва: сначала победить большевиков, добиться умиротворения в
стране, а далее в спокойной обстановке и под контролем властей («пропущу только государственно здоровые элементы») провести выборы в
будущее государственное устройство.
Некоторые исследователи почему-то считают, что такая
«расплывчатость целей» лишала широкие массы понимания
задач Белого движения. На самом деле эти задачи достаточно
чётко проявлялись в
поведём речь в следующих главах). В конце концов, вопрос о
монархии или республике был далеко не главным (сильно ли
отличается современная монархическая Великобритания от
республиканской Франции?), и в любом случае было ясно, что
даже при возможности возрождения монархии она будет лишь
в конституционном варианте английского типа. В результате Первой мировой войны рухнули последние «классические», авторитарные монархии в Европе — Российская, Германская и
Австро-Венгерская. В таких условиях даже искренним монархистам было ясно, что возрождение монархии в
невозможно. Формула же «непредрешения» по сути обеспечивала сплочение в рядах Белого движения как монархистов, так
и умеренных республиканцев (кроме демократических социалистов типа эсеров и меньшевиков), оставляя данный вопрос
открытым и предохраняя от раскола.
Белые вожди прекрасно понимали, что какие-то завоевания революции, начиная с февраля 1917 года, признать всё
52
равно придётся, потому что историю невозможно повернуть
вспять. Было бы нелепо и фантастично, например, пытаться
восстанавливать такой уничтоженный революцией пережи-ток старины, как сословное неравенство (и без того постепенно отмиравшее ещё при монархии). Или отменять введённый
большевиками 8-часовой рабочий день. С другой стороны, принципиальное неприятие у белых вызывали такие дискре-дитированные жизнью новшества Временного правительства, как имевшая катастрофические последствия «демократизация
армии» и уступки сепаратистским элементам национальных
окраин.
В отличие от большевиков, принципиально отказавшихся
от правопреемства по отношению к старому Российскому государству, при белых была восстановлена
законодательстве и в государственной символике и традициях: флаг-триколор, несколько видоизменённый герб, на котором
монархические регалии — короны над головами двуглавого
орла, скипетр и держава — были заменены крестом Св. Кон-стантина и мечом, петровская Табель о рангах, наградная система орденов, форма одежды чиновников и военнослужащих, знаки различия чинов и званий, и прежде всего погоны, являвшиеся основным внешним отличием белой армии от красной, строгая дисциплина и чинопочитание в армии (вплоть до ста-рорежимного титулования генералов «ваше превосходительство»), за немногочисленными исключениями вроде монархического гимна «Боже, Царя храни» (временно заменённого
патриотической песней «Коль славен») или чересчур архаич-ного титулования офицеров «благородиями» — всё это в противовес большевикам, создававшим новое,
идеологии и основам государство, и потому принципиально
не пользовавшимся символами старого. Соответственно этому, белая власть принимала на себя в качестве правопреемника
и все обязательства Российской Империи и Временного правительства — как внешние (международные договоры, долги
по внешним займам), так и внутренние (связанные с охраной
собственности, выплатами пенсий и льгот и т. п.).
53
Был ли Колчак монархистом? Сведения на этот счёт проти-воречивы. Некоторые его соратники, как адмирал М.И. Смирнов и генерал К.В. Сахаров, в эмиграции отвечали на этот вопрос утвердительно; генерал М.К. Дитерихс отрицал это. Сам
адмирал на допросе следственной комиссии говорил, что после
Февральского переворота не верил в возможность восстановления монархии («Ясно было уже, что монархия наша пала, и что
возвращения назад не будет… Для меня было ясно, что восстановить прежнюю монархию невозможно, а новую династию в
наше время уже не выбирают»)1. В ранних изданиях его допроса
приводятся также его слова: «Я не могу сказать, что монархия —