Приведем один из множества примеров из современной критической литературы. Несколько лет назад немецкий теоретик медиа выдвинул предположение: сотовый телефон, оснащенный визуальным дисплеем, представляет собой «революционный» разрыв с предшествующими технологическими формами, включая все предыдущие телефоны. Он утверждал, что, благодаря своей мобильности, миниатюризации экрана и способности отображать данные и видео, это «поистине радикальное явление». Даже если подходить к технологической истории как к ряду последовательностей, разграниченных изобретениями и прорывами, актуальность этого конкретного устройства явно и неизбежно будет кратковременной. Его полезнее понимать как всего лишь один из элементов бурлящего потока обязательных, но эфемерных продуктов. На близком горизонте уже появились совершенно другие форматы отображения. Некоторые из них связаны с дополненной реальностью прозрачных интерфейсов и небольших носимых на голове устройств, виртуальный экран которых будет совпадать с полем зрения человека. Кроме того, развиваются интерфейсы, основанные на считывании жестов: вместо клика мыши в качестве команды будет достаточно взмаха рукой, кивка головы или моргания глаза. Пройдет немного времени, и они вполне смогут вытеснить как будто вездесущие и неизбежные сенсорные устройства, которые надо держать в руках, и тем самым упразднить любые исторические притязания со стороны своих предшественников. Но если когда-то такие устройства и будут введены (и, без сомнения, объявлены революционными), они будут всего лишь способствовать увековечиванию тех же банальных практик безостановочного потребления, социальной изоляции и политического бессилия, а вовсе не представлять какой-то исторически значимый поворотный момент. И эти устройства тоже будут в ходу лишь короткий промежуток времени, перед тем как их неизбежно заменят и отправят на глобальную свалку техномусора. Единственный неизменный фактор, связывающий в остальном бессистемную последовательность потребительских продуктов и услуг, — это усиливающаяся интеграция человеческого времени и человеческой деятельности с параметрами электронного обмена. Ежегодно миллиарды долларов тратятся на исследования того, как сократить время принятия решений, избавиться от бесполезного времени раздумий и созерцания. Это и есть форма современного прогресса — безжалостный захват и контроль времени и опыта.
Как отмечали многие, в рамках капитализма инновации принимают вид непрерывной симуляции нового, в то время как на деле существующие отношения власти и контроля остаются неизменными. На протяжении большей части XX века производство новизны, несмотря на всю ее повторяемость и ничтожность, часто продавалось как нечто отражающее общественные представления о будущем, более продвинутом, чем настоящее, или по крайней мере непохожем на него. В рамках футуризма середины XX века продукты, которые человек покупал и вписывал в свою жизнь, казалось, смутно напоминали популярные образы будущего глобального процветания — автоматизацию, благотворно вытесняющую человеческий труд, освоение космоса, искоренение преступности и болезней и т. д. По меньшей мере существовала ошибочная вера в возможность технологического решения извечных социальных проблем. Сегодня же ускорившийся темп видимых перемен устраняет ощущение сколько-нибудь широких и коллективно разделяемых временных границ, в которых осталось место хотя бы туманному ожиданию будущего, отличного от современной реальности. 24/7 формируется вокруг индивидуальных целей конкурентоспособности, продвижения, приобретательства, личной безопасности и комфорта за счет других. Будущее настолько близко, что его можно вообразить только в виде прямого продолжения стремления к индивидуальной выгоде или к выживанию в самом поверхностном из вариантов настоящего.