25 оттенков русского. От древних славян до бумеров и зумеров

В наши дни клеймить заимствования продолжил автор статьи «Гастарбайтеры языка» Вадим Глаголев. Он сравнил иностранные слова с пакостью, которую дети тащат в рот: «Часто нахальный чужак лезет на место, у которого есть законный, живой и здоровый владелец». Больше всего Глаголеву обидно за слово образ, которое незаслуженно выместил имидж. Пожалуй, соглашусь. Образ — очень красивое, нежное, родное слово, а имидж со своим иностранным ДЖ на конце так не воспринимается. Но это уже дело вкуса…

Кстати, Глаголев считает, что в криминальной сфере всё наоборот: «Рэкетир звучит куда благопристойнее вымогателя, киллер явно профессиональнее убийцы (а тем более мокрушника), и даже давно обрусевший бандит серьёзнее и солиднее исконного разбойника, которому в утешение осталась только его роль в фольклоре».

Подводя итоги этой главы, хочется проанализировать результаты многовековой борьбы с иностранщиной в языке. Что же стало с заимствованиями? Их судьба сложилась по-разному. Я выделила четыре группы иностранных слов, существующих или существовавших ранее в русском языке.

1. Пришли и ушли — в своё время были модными, но не выдержали конкуренции с русскими аналогами, а мода на них прошла (эдиция — издание, антишамбера — прихожая, еложь — похвала).

2. Остались в языке, но употребляются в определённой сфере, а русские аналоги отстояли своё право быть общеупотребительными (амнистия — прощение, депрессия — уныние, пассия — страсть).

3. Остались в языке, потеснив при этом русские аналоги (валет — хлап, анкета — вопросник, парикмахер — брадобреи).

4. Остались в языке и прекрасно сосуществуют со своими русскими «братьями» на правах синонимов (орфография — правописание, шофёр — водитель, оригинальность — самобытность, киллер — убийца, голкипер — вратарь).

С первыми тремя группами слов всё понятно: заимствования либо были отвергнуты, либо нашли своё место. Самой подозрительной группой, на мой взгляд, является четвёртая. Почему эти слова всё-таки живут рядом? Почему одно из них не уходит в другую сферу, не устаревает, не исчезает из языка? У меня два ответа на этот вопрос. Во-первых, может быть, ещё не время, но позже это произойдёт. Во-вторых, эти синонимы всё-таки отличаются оттенками значений, стилистической окраской, совместимостью с другими словами, то есть они не всегда взаимозаменяемы. Не каждый убийца — киллер, а водителя троллейбуса, например, вряд ли язык повернётся назвать шофёром.

А более современные пары, такие как тьютор и наставник, тинейджер и подросток, менеджер по клинингу и уборщик, пока нельзя назвать равнозначными синонимами, но, возможно, у них всё впереди…

В этой книге нам ещё предстоит более подробный разговор о новейших заимствованиях, но немного позже.

Оттенок пятый Удивительный русский

Нам дан во владение самый богатый, меткий, могучий и поистине волшебный русский язык.

Константин Паустовский, писатель

Чтобы немного отдохнуть от сложных новых и старых слов, от заимствований и борьбы с ними, мне хотелось бы рассказать кое-что об удивительном русском языке. А удивительный наш язык потому, что в нём много разных чудес, невероятных поворотов, от которых просто мурашки по телу и о которых очень хочется рассказать.

Начнём с самого забавного, на мой взгляд, явления. С ним у меня связано несколько смешных историй из жизни, но об этом чуть позже.

Итак, встречайте — КВАЗИОМОНИМЫ! Первая часть термина «квази» в латинском языке означает «будто», а в составе сложного слова «квази» можно перевести как «ложный, ненастоящий». То есть квазиомонимы — это ненастоящие омонимы, ведь в них один звук (а иногда несколько) не совпадает. Такие слова очень похожи друг на друга, они близки по звуковому и буквенному составу, но значения у них, естественно, разные: лист — лиса, дом — том, ветка — сетка, стол — стог.

Квазиомонимы легли в основу метаграмм, составление которых — одно из самых увлекательных занятий. Метаграммы — это цепочки слов, в которых в каждом новом слове заменяется только одна буква. Эти цепочки могут быть очень длинными: галка — балка — палка — полка — порка — корка — кошка —… (продолжить можете сами). Метаграммы использовал ещё Льюис Кэрролл в сказке «Алиса в Стране чудес». Например, главная героиня с помощью метаграммы мысленно превращала кошку в крысу, а крысу в летучую мышь: cat — rat — bat. В русском языке что-то подобное тоже возможно: кошка — мошка — мышка — мушка.