Потом, после Чернобыльской катастрофы, скамейки как-то сразу исчезли, башенки сожгли, стекла повыбивали, и лишь стены из розового туфа, внутри которых размещались кассы, и комната киномеханика каким-то чудом уцелели, и отныне эти руины – место тусовки джазменов и местной шпаны...
Подобные воспоминания всегда навевают легкую грусть, но театр всегда нуждался, как я думаю, в дополнительной рекламе, ведь кроме живущих по соседству с парком печерян никто, пожалуй, не подозревал о его существовании...
Возможно, что теперь там обитают весьма своеобразные сущности...
Когда я спускаюсь на склоны и неспешно брожу от Киево-Печерской лавры до Европейской площади, от Подола – мимо Аскольдовой могилы – и до Старонаводницкой... – невольно вспоминается случайная встреча на пробудившихся к весне 1988 дорожках парка.
Казалось бы, это не тема для романа – потому что встреча была случайной, и встречный исчез давно, канул в лету, растворился в парах перестройки...
Его звали Арсений, и было ему всего шестнадцать, – и если мы и встречались потом довольно редко – нас ничто не объединяло, кроме весьма странных откровений с его стороны и почти полного равнодушия – с моей.
Как-то летним вечером я встретила его на лестничной площадке – и это был единственный раз, когда мы сидели на кухне его родного дома (если у него было когда-либо постоянное место проживания).
Он любил создавать вокруг себя поле неизвестности. И если он пошел по чересчур крутой жизненной тропе – мне жаль, потому что он мог преждевременно сорваться.
Единственный раз если мне и угрожали настоящим пистолетом – это исходило от него, – естественно, он только пугал меня – он бы никогда не причинил мне особого вреда, потому что я нравилась ему, – и в память об этом дне в моих руках оказалась книжка Виктора Анисимова «Скорбное бесчувствие», посвященная уничтоженным архитектурным памятникам Киева.
Случались порой в моей жизни весьма странные встречи. Однажды в троллейбус № 9 промозглым осенним вечером 1991-го вошел светловолосый молодой человек, посмотрел мне в глаза и предложил угоститься мороженым. Смешно, не правда ли? Тем более что мороженое я осенью не ем. Но он угадал первые цифры номера моего телефона и сообщил, что я – из породы долгожителей.
Сергей из Северодвинска... безусловно, обладал паранормальными способностями (и в память о себе оставил эзотерический сборник «АУМ»), и пока мы блуждали по мокрому осеннему Киеву и забрели в Лавру, столкнувшись случайно с Арсением, который тогда посещал заочные курсы Духовной семинарии (и подумывал одно время, а не податься ли ему в монастырь, но эти его мысли потом облеклись в прямо противоположную форму: «мы хотим жить мало, но хорошо») – я почему-то задумалась о смысле его бытия, а Сергей, вероятно, уловив мои мысли, сказал, что Арсений будет сильно наказан за это. За что? Порою мне кажется, что Сергей и по сегодня улавливает мои мысли, но подсказать не может ничего. Потому что он уже все мне рассказал.
На память об Арсении у меня осталось два крестика: из желтого металла и серебряной проволоки. Тот, из проволоки, он сделал своими руками, а второй «сделали ребята с Лукьяновки».
Мы с ним прежде часто бродили по весенним дорожкам парка, и много лет спустя я хожу тем же самым маршрутом. Потом встречи как-то прервались и случались совсем изредка. Он меня ни разу не тронул, только целовал. Наверное, он понимал, что я его не люблю, нисколечко.
Любовь выпестовывалась потом, и даже теперь я лишь осознаю, что не любила никогда и никого до самого того момента, когда встретила...
* * *
А его дочке уже ...надцать лет. Он уже почувствовал свою ответственность. Своей жене он всегда старался хранить верность.
Бывшая цирковая наездница – жена поэта В. Сосюры – метала в мужа пишущими машинками (благо, тогда компьютеры в обиход еще не вошли). Когда Сосюра жаловался – ему давали путевку в санаторий.
– Такою, я понимаю, должна быть жена писателя. Но если мой муж – поэт Егор Параноиков – хотел быть президентом, то он и основал империю диванно-компьютерного «ВИЗАНТа».
Невропатолог, правда, советовала впоследствии, когда события уже разворачивались с неимоверной быстротой, приобрести еще и кактус, таящий в себе, оказывается, способности поглощать вредные волны насиженного бытия.
– Сейчас уйдешь, а потом всю жизнь жалеть будешь.
– Не буду. Любые трудности легче перенести без тебя.
Это Егор в последний раз говорил накануне своего дня рождения, пьяный: «Я люблю тебя. Хочешь – ты только скажи, с девятого этажа брошусь – ради моей любви к тебе».
Тогда я приходила поздравить его: купила два галстука и носки. (Галстуки ему очень нравились, хотя повязывать он их не умел.)
Пришла я тогда засветло, прямо из редакции, а Егор встречает меня совсем голышом, без трусов даже. Ну, я на него галстук и напялила.