– Анька, – просит он, – я люблю тебя, только не уходи. Я знаю – ты с этими мудаками ебешься. Я тебе все прощу, только останься. Письку он тебе целовал, этот мудак, да? Вернись ко мне. Я люблю тебя. Я тебе все прощу. Только с ним кончай. А впрочем, как хочешь. Только приходи ко мне.
– А я и рада прийти к тебе, но каждый раз слышу гадости, гадости и то, что я – дешевая проститутка.
– Да, я – жлоб, мерзавец. Да, я исправлюсь. Наложи епитимью. Анька – ты мне снилась. Ты и моя мама покойная. Встретил Мамушева, говорю: «Мне моя жена снилась». – «Почему?» – «Она ушла от меня». – «Как так?» – «Я ее выгнал». – «Ну и мерзавец ты», – говорит. Анька, я люблю тебя, только вернись. Вон комета летает, я так хотел, как те 36 человек в Америке с пятью долларами в кармане уснули вечным сном. И я так хотел – из любви к тебе.
– Дай мне лучше девять гривен – на студенческий проездной.
– Да я тебе больше дам. У меня деньги есть. Я тебе сто баксов дам. Вот. Хочешь, еще сто дам, – и дает. – У меня сегодня с утра Пострелец сидел, я ему говорил, как я люблю тебя, и что ты мне снилась. А он умеет слушать. Сидит, слушает и говорит: «так». Приходи завтра, и они собирались приехать.
– Я не знаю, ты завтра будешь трезвый и злой, ты деньги назад потребуешь.
– Нет. Разве я когда-нибудь требовал? Только вернись. Будем жить мужем и женой. Не хочешь детей – не надо, я хотел как лучше.
– Егор, ты ничего из журнала больше не выбрасывал? Мне Ким звонил с утра, сказал, что в тексте рекламы допущено четыре ошибки.
– А, ну их, пусть катятся. Да – я сбросил этого мудака-графомана, «Кохання опят» его.
– Он не графоман!
– Ну, если не графоман, так пойдет в 4-й номер.
– Егор, как же ты мог? Этот человек работает для нас.
– Та-а.
– Егор, он – замечательный человек. Если бы не он, я... я рецензию написала уже.
Надела пальто и ушла.
– Так я и знал, что ты из-за этого мудака... – неслось вдогонку, из-под одеяла.
– Живи себе... – я прикрыла дверь.
* * *
А я люблю этого «графомана», я очень сильно люблю его. Я знаю, что в этом мире ничто не способно поколебать мою любовь. Пусть вы все – эгоисты. А я люблю его. Я готова весь мир ему подарить. Как мне с ним хорошо. Какой он сильный. Я люблю его. И буду любить всегда.
А иначе – я не хочу жить на этой земле. Да, я знаю, что ему все равно. Но он мне нужен, он мне необходим. Он – свет очей моих. Солнце мое ясное. Я бы целовала твои глаза, твои зеленые глаза – дни и ночи напролет. Как он нежен в постели, а как он страстно кусает мою грудь, аж до синяков. Я тебя люблю, Коля. И ничего в мире не помешает мне любить тебя.
* * *
Мы решили развестись.
Мой муж показал себя, каков он есть на самом деле, в наилучшем свете: как только чуть протрезвел – деньги назад потребовал.
– За журнал платить нечем, я все пропил, чернобыльские – во дворе гулявшим раздал, кому-то даже кошелек подарил.
– А я здесь при чем?
– Не отдашь, позвоню корейцам, скажу: «Анна Борисовна деньги забрала». (С утра он таким плаксивым голосом – в трубку: «Анюта, приезжай, у меня невроз обострился».)
– Ах ты – невроз, сплошной невроз – по жизни.
– Шамиль приходил, пятьдесят долларов требовал: у него сыночек в больнице.
– А что с ним?
– Тоже невроз какой-то, хотя его все любят.
– В восемь лет – невроз?
– Наверное, его обидели в школе.
Ну, и врал же он мне. Когда Шамиль явился за деньгами, то сообщил, что за журнал они уже перечислили, а это – на собственные нужды.
Долларов пятьдесят я, однако, успела потратить. Жаль, что не сто, не двести. На лето отложила, хотела зарегистрировать собственное предприятие.
А теперь...
А теперь пусть Параноиков лечит свой невроз.
– Как ты могла пьяного мужчину обобрать? (Того самого, который деньги мне в руки всучил. Если бы за всю супружескую жизнь я такую сумму хоть раз еще в руках держала?)
– А когда же тебе можно верить – сейчас или когда ты пьян?
– Конечно, сейчас.
* * *
Подали заявление на развод.
– А ты все мне мои лахи подбрасываешь, их все равно давно выбрасывать пора – принесла бы что-нибудь стоящее: комплект постельного белья или пишущую машинку, например. Это притом что мы ему подарили холодильник, а нашу пишущую машинку он раздолбал, как мог. И компьютер у него был. Но ему надо было все забрать, такой он по жизни несчастный. Поэт!
Прямо руки чесались отдубасить его чем-нибудь тяжелым, до крови.
Но у меня не возникло на этот раз желание портить себе впечатление после трехчасового просмотра видеотрансляции оперы Вагнера «Золото Рейна» из Метрополитен-опера в полупустом уютном зале Планетария. Тем более, еще предстояло всю ночь печатать реферат по философии. Поэтому я предпочла поскорее уйти, с некоторых пор Параноикова я просто органически не переносила.
* * *
Одна мысль не давала покоя только: мысль о встрече с любимым человеком. Чтобы он не избегал этих встреч. Чтобы с ним всегда было легко и радостно, невзирая на сложные ситуации. Чтобы он верил мне. Чтобы он понял, как я его люблю.
Я бы только для него жила. Только его хотела видеть и любить всегда.