2г0в2н0

Я согласился, добавить мне нечего было, план хорош, да и свалить хотелось побыстрее от вопящей и бегающей туда-сюда толпы. Петро навесил на руль и на раму бутылок, я взял четыре, Юля две и мы пошли по тропинке, через пять метров она закончилась – «мы не туда пошли» – говорю я Юле, поворачиваюсь, а на нас удивлённо смотрит Петро. Мы направились обратно и тут приехали батюшка с Егором. Первым вышел батюшка и тоже удивлённо посмотрел на нас.

– Заблудились. – Говорю.

Потом Егор вышел из машины и тоже удивился.

– Заблудились. – Повторил я.

Мы вернулись и понесли воду вслед за Петро, а Егор с батюшкой взялись за погрузку опустошённых баклашек в машину.

Пришли на могилку и принялись поливать цветочки – Анютины глазки, на могилках отца и матери батюшки, они похоронены возле преподобного, к нам присоединились Егор и батюшка. Полили цветочки, встали на колени, на войлочные подстилочки с киргизскими узорами. Егор зажёг свечу, и мы начали читать акафист по очереди: первый Петро, потом Егор, я, Юля и батюшка. Начался азан, призыв с мечети доносился до нас, тихим пением, вот, наверное, истинные толерантность и терпимость, в этом и кроется свобода. Соприкасаясь так тесно, две религии могут сосуществовать, не забивая друг друга.

Помолились, взяли пустые бутылки прошли по тропинке, усыпанной галькой, мимо могилок к машине. Батюшка предложил поехать искупаться. Мы согласились, Петро тоже, сказал, что поедет на велосипеде, а на пляже встретимся. Сели в машину и поехали. Всю дорогу пели «Богородице радуйся». Проехали мимо базара, берёзовой рощи и выехали к берегу, заросшему кустами облепихи. Вылезли из машины и дальше по тропинке через поспевающую облепиху, гуськом направились на пляж.

Берег был пуст, только вдали двое мужичков вытирались полотенцами после купания. Батюшка с Егором на берегу разделись до трусов, а я пошёл с Юлей в переодевалку – квадратное строение из жести, таких на пляже было несколько. Пока я переодевался Юля скурила половину сигареты, потом она пошла переодеваться, и я принял эстафету с дымком. Мужички ушли, мы остались одни на пляже в лучах заходящего за горы солнца.

Батюшка окунулся с головой три раза у самого берега, Егор пошёл в сторону, а я направился на глубину. На мелководье я не могу окунуться – страшно, вода холодная, иду пока по грудь вода не поднимется, только потом принимаюсь плыть. И плаваю обычно на глубину, мне нравится ощущение водной толщи подомной и невозможность отдохнуть, пока не выплывешь. Но в этот раз всё было по-другому. Я прошёл метров сто, а мелководье так и не заканчивалось, пришлось пересилить себя и окунуться. Я проплыл ещё метров сто, попробовал достать до дна и встал на песок, мне было там по грудь. Я стоял вдали от берега и разглядывал горы, позолоченные солнцем, тишина, только шелест воды и изредка доносившиеся раскаты грома, справа от меня нависла огромная чёрная туча, она гремела, сверкала молнией и изливала потоки воды, скрывая горные вершины. А слева заходило солнце, окрасив облака в золото. Два противоречия и между ними я. Они по-разному величественно меня восторгали, закат красотой, красками и умиротворением, а туча своей суровой мощью, мрачностью и неизбежностью стихии.

Я проплыл ещё метров двадцать вглубь и увидел поплавки сетей, они преграждали мне путь. «До глубины не добраться» – подумал я, и погрёб к берегу. Издалека мне было видно, как батюшка одевается, Юля ходит по колено в воде, а Егор слева от меня, там, где золото в облаках, ныряет на мелководье.

Пока я плыл до берега батюшка и Егор уже оделись, батюшка ушёл к машине, а Юля в раздевалку. Я взял вещи, чтобы отправиться к ней.

– Переодевайся здесь, никого же нет. – Сказал мне Егор. – Если стесняешься, я отвернусь.

– Не стесняюсь.

Я накинул рубашку, снял шорты… Ну, в общем переоделся.

– Егор, когда в Алма-Ату поедешь?

– Когда границы откроют, не хочу в обсервации сидеть. Со мной жена уже общается сквозь зубы, обижается.

– Да, ковид нас всех настиг и посадил там, где мы были.

– Точно.

– А чем ты занимаешься?

– Ничем, уже несколько лет не знаю, чем заняться. Ничего не вижу.

– Та же фигня.

– Я, наверное, слишком долго учился, вот и думаю поэтому много, а надо, наверное, делать.

– Где учился?

– В меде. Ну, в девяностые я рубил бабло, а сейчас вот боюсь пускаться в авантюры. Старею.

– Страх не всегда приходит с возрастом.

– Мне вот племянник в прошлом году говорит: – «Дядька, дай денег, я ёлок привезу из России», – а я посчитал и говорю ему: – «Ты влетишь. Ёлки несколько дней под новый год только раскупаться будут, а потом ты их куда денешь?» Он меня не послушал, притащил фуру ёлок и, конечно, не распродал их.

– Свои хоть вытащил?

– Вытащил, но намучился с ними. А оставшиеся – на дрова продал. Раньше я бы дал ему денег, а сейчас сначала думаю.

– Раньше всё было проще, и мы были проще, а сейчас приходится думать.