3-4. Знак Единорога. Рука Оберона

— Интересовалась ли ты позже личностью человека с ружьем? — спросил я.

— Никогда, — отрезала Флори. — Скорее всего, какой-нибудь наемный головорез. Я не знаю.

— Известно ли тебе хоть что-то о том, сколько времени я пробыл без сознания, прежде чем кто-то нашел меня и отвез в больницу?

Она вновь покачала головой.

Что-то в этой истории меня по-прежнему беспокоило, а я не мог ткнуть пальцем в источник беспокойства.

— Эрик сказал, когда меня привезли в больницу?

— Нет.

— Когда я появился у тебя, почему ты предпочла дойти до Янтаря пешком, а не использовать Козырь Эрика?

— Я не смогла пробиться к нему.

— Ты могла позвать кого-нибудь другого, чтобы он тебя провел, — сказал я. — Флори, по-моему, ты мне лжешь.

На самом деле это был всего лишь тест, чтобы взглянуть на ее реакцию. Почему бы и нет?

— В чем? — спросила она. — Я ни к кому не смогла пробиться. Они все были заняты прочими делами. Ты это хочешь знать?

Она изучала меня.

Я поднял руку и указал на сестру, а за моей спиной, прямо под окном, полыхнула молния. Я ощутил покалывание, слабый удар. Раскат грома тоже был весьма впечатляющ.

— Ты грешишь недоговоренностью, — попробовал я с другого фланга.

Флори закрыла лицо ладонями и расплакалась.

— Я не понимаю, о чем ты, — сказала она. — Я ответила на все вопросы! Чего ты хочешь? Я не знаю, куда ты направлялся, и кто в тебя стрелял, и в котором часу это случилось! Я знаю только те факты, что предоставила тебе, будь они прокляты!

Она или искренна, или так ее не проймешь, решил я. Я трачу время впустую, и на этом пути мне ничего не обломится. К тому же мне лучше переключиться с несчастного случая чуть раньше, чем Флори задумается о его значении для меня. Если там есть нечто важное, упущенное, то я хотел первым отыскать его.

— Идем со мной, — сказал я.

— Куда мы направляемся?

— Нужно, чтобы ты кое-кого опознала. А зачем — расскажу после того, как увидишь.

Флори поднялась и последовала за мной. Я привел ее в зал посмотреть на тело, а затем выдал историю о Кэйне. Она осмотрела труп вполне бесстрастно. Кивнула.

— Да, — сказала она, и: — Даже если б я не знала его, то ради тебя была бы рада сказать, что знаю.

Я уклончиво хмыкнул. Семейная верность всегда как-то трогала меня. Я не мог сказать, поверила ли она в то, что я рассказал о Кэйне. Но если равное нечто равно нечто равному, и они равны друг другу, то какая, к черту, разница… Я ничего не рассказал ей о Брэнде, и кажется, у нее тоже не было о нем какой-либо новой информации. Ее единственным комментарием — когда все, что хотел, я сказал, — было:

— Тебе идет это украшение. А как насчет украшения на голову?

— Слишком рано говорить об этом, — сказал я ей.

— Что бы там ни было, моя поддержка может оказаться ценной…

— Я знаю, — сказал я. — Знаю.

Моя гробница — тихое место. Она одиноко стоит мили на две вниз по скалистому откосу с тыльной стороны гребня Колвира, прикрытая с трех сторон от стихий, окруженная наносной почвой, в которой пустила корни пара низкорослых деревьев, всякие кусты, сорняки и огромные плети горного плюща. Гробница — длинное, низкое строение с двумя скамьями перед ним, — и плющ исхитрился увить ее по всей огромной площади, благородно маскируя большую часть напыщенного заявления, высеченного на фасаде под моим именем. Ясное дело, что все время гробница пустовала.

В тот вечер мы с Ганелоном отправились в ее направлении в сопровождении славного запаса вина, нескольких караваев хлеба и ломтей холодного мяса.

— Ты не шутил! — сказал Ганелон, спешиваясь. Подошел к гробнице и раздвинул плющ, чтобы прочесть при лунном свете слова, что были там представлены.

— Конечно, нет, — сказал я, слезая и развьючивая лошадей. — Она моя по всем статьям.

Привязав лошадей к соседнему кусту, я отцепил мешки с провизией и потащил их к ближайшей скамье. Ганелон присоединился ко мне, как только я откупорил первую бутылку и налил вино в темные, глубокие парные кубки.

— Я пока не понимаю, — сказал он, принимая свой кубок.

— Что тут понимать? Я умер и похоронен здесь, — сказал я. — Это мой кенотаф[15], вот так… монумент, который воздвигается, когда тело еще не найдено. О своем я узнал совсем недавно. Он был возведен несколько столетий назад, когда было решено, что я не вернусь обратно.

— Короче, ты — привидение, — сказал Ганелон. — Но что тогда внутри?

— Ничего. Хотя они вдумчиво заготовили нишу и гроб — на всякий случай, если вдруг придется сложить мои останки. Таким образом, перебили сразу две ставки.

Ганелон соорудил себе сэндвич.

— И чья это была идея? — спросил он.

— Рэндом думает, что Брэнда или Эрика. Никто не помнит наверняка. Вероятно, тогда им казалось, что это неплохая мысль.

Он хмыкнул — злобный звук, превосходно подходящий к его помятой, покрытой шрамами и рыжебородой личине.

— И что с ним станет теперь?

Я пожал плечами:

— Полагаю, некоторые считают, что стыдно ему пустовать, и им хотелось бы видеть, что место занято. Но в то же время это прекрасный уголок, чтобы прийти и выпить-закусить. К тому же я еще не засвидетельствовал своего почтения.

Я сложил вместе пару бутербродов и съел.