300 спартанцев. Битва при Фермопилах

Дафна свернула с главной улицы в боковой переулок, не желая дышать поднятой кверху пылью. Узкими кривыми переулками Дафна вышла на другую широкую улицу, которая тоже вела к дому Леотихида, хотя этот путь был значительно длиннее. Зато здесь не было потока приезжих торговцев. Подходя к площади Собраний, Дафна удивилась множеству людей в столь ранний час. В воздухе ощущалось что-то радостное и неистовое; нечто похожее на смятение катилось от дома к дому, из переулка в переулок, подобно морскому валу, увлекая за собой мужчин и женщин.

Дафна в растерянности остановилась, не понимая, что происходит, глядя на пробегающих мимо людей. Ее толкали, на нее натыкались, кто-то нечаянно наступил ей на ногу.

Неожиданно перед Дафной возник Клеомброт в наспех наброшенном плаще, его глаза радостно сверкали.

– Что ты стоишь тут, как статуя! – гаркнул он прямо в лицо Дафне. – Ты что, ничего не знаешь?.. О боги! Она ничего не знает!

– А что я должна знать? – недоумевающе спросила Дафна. – И вообще, куда все спешат?

– Твой муж вернулся из Азии живой и невредимый, он теперь у эфоров. – Клеомброт радостно встряхнул Дафну за плечи. – Все сограждане спешат посмотреть на Сперхия. Разве это не чудо?

– А Булис? Где Булис? – промолвила Дафна, не веря своим ушам.

– Булис вернулся вместе со Сперхием, – ответил Клеомброт. – Они оба целы и невредимы!

– Клеомброт, я сейчас заплачу! – пробормотала Дафна, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами.

– Плачь, милая! Сегодня тебе можно плакать! – воскликнул Клеомброт, увлекая Дафну за собой.

* * *

Появление в Спарте Сперхия и Булиса после пяти месяцев отсутствия стало для спартанских властей небывалым потрясением прежде всего потому, что никто не ожидал такого великодушия от персидского царя. Эфоры и старейшины были изумлены еще и тем, что гнев Талфибия сменился его милостью к спартанцам, хотя расплата смертью за смерть так и не состоялась, вопреки оракулу из Додоны.

Сперхия и Булиса расспрашивали порознь. В то время как со Сперхием беседовали эфоры, Булис в другом помещении герусии отвечал на вопросы старейшин. В расспросах эфоров и старейшин подспудно чувствовалось подозрение в том, не приложили ли Сперхий и Булис усилия к тому, чтобы выпросить для себя пощаду у персидского царя.

Булис сразу почувствовал такую подоплеку и не смог удержаться от упреков в адрес старейшин.

– Меня и Сперхия посылали к персидскому царю, дабы избавить Лакедемон от гнева Талфибия, – молвил Булис, вызывающе взирая на геронтов. – Насколько мне известно, гнев Талфибия больше не довлеет над спартанцами. Поэтому всякие подозрения и намеки на то, будто мы со Сперхием якобы устрашились смерти и сумели каким-то образом договориться с Ксерксом, просто смешны и нелепы. Неужели наших сограждан не радует то, что избавление Спарты от гнева богов было достигнуто не ценой нашей со Сперхием крови? А может, вы все, уважаемые, просто досадуете на то, что Ксеркс оказался на деле не столь кровожадным, как вам того хотелось бы?

Старейшины постарались заверить Булиса в том, что все они, конечно же, рады такому повороту событий. А что касается подозрений, то тяжесть их не настолько велика, чтобы придавать этому значение. Ведь в пользу Булиса и Сперхия говорит то, что гнев Талфибия наконец-то иссяк.

Сперхий заинтриговал эфоров, упомянув им о своей встрече с Демаратом.

– Ты виделся с Демаратом в присутствии персов? – поинтересовался Евксинефт.

– Я виделся с ним с глазу на глаз, – ответил Сперхий. – Мы с Булисом провели три дня в доме Демарата. Это было в Сузах.

Лица эфоров напряглись, словно они услышали не совсем то, что желали бы услышать.

– И как поживает в Сузах наш изгнанник? – язвительно спросил кто-то из эфоров.

Сперхий правдиво поведал о том, что жилище Демарата на чужбине гораздо удобнее и просторнее его дома в Спарте. Рассказал Сперхий и о том, что Демарат пользуется доверием Ксеркса.

– Значит, Демарат неплохо устроился у персов и возвращаться в Спарту не собирается, – промолвил Евксинефт, как бы подводя итог и намекая, что на этом разговор о Демарате можно прекратить.

По лицам эфоров и впрямь было видно, что их занимает отнюдь не Демарат, а то, почему Ксеркс и Гидарн одарили спартанских послов такими щедрыми подарками.

– Ты и Булис покидали Спарту, имея на себе лишь одежду. Вернулись же вы оба обладателями таких богатств, что для их перевозки понадобилась повозка, – сказал Евксинефт. – Как ты все это объяснишь, Сперхий?

– Со слов Демарата выходит, что дары, полученные мною и Булисом от Ксеркса, есть самые обычные царские подношения любым послам, которые время от времени приезжают к персидскому владыке, – пожал плечами Сперхий.

– Положим, Демарат не лгал и царские дары чужеземным послам – это персидский обычай, – опять заговорил Евксинефт. – Но чем объяснить щедрость Гидарна, вот в чем вопрос. Неужели Гидарн тоже следовал какому-то обычаю?

– Я полагаю, что Гидарн желал добиться нашего расположения, только и всего. – Сперхий опять пожал плечами. – По своей натуре Гидарн очень щедрый человек.