300 спартанцев. Битва при Фермопилах

– А может, Гидарн пытался подкупить тебя и Булиса? – В голосе Евксинефта прозвучали вкрадчивые нотки.

Тон эфора-эпонима и выражение его лица рассердили Сперхия, поэтому он ответил довольно резко:

– Ну, вы тут решайте, в чем я провинился перед Спартой, вернувшись из Азии с грудой персидских даров. А у меня нет желания выслушивать ваши глупые намеки! Меня ждут жена и друзья, по которым я соскучился.

Сперхий поднялся со стула и решительно направился к выходу.

У самых дверей он обернулся к эфорам и с горечью произнес:

– Как скоро вы забыли про все мои прошлые заслуги, увидев дарованное мне персидское золото. Пока я был беден, то был хорош во всем. Ну или почти во всем, если припомнить ту злосчастную рану в спину. Обретя же богатство, я сразу стал в ваших глазах человеком, способным на предательство.

Сперхий скрылся за дверью, намеренно захлопнув ее с силой.

– А он держался вызывающе! – недовольно проронил эфор Архандр, переглянувшись с коллегами. – В Азию уезжал один Сперхий, а вернулся оттуда совсем другой.

– Еще бы! Сперхий теперь богаче всех нас, вместе взятых, – заметил кто-то.

– Что ж, теперь можно смело штрафовать Сперхия по всякому пустяку, ему есть чем расплачиваться, – прозвучала чья-то насмешливая реплика.

– Не будем опускаться до подобных поступков, друзья мои, чтобы нас не заподозрили в зависти, – хмуро проговорил Евксинефт и распустил заседание.

Однако Зависть уже расправила крылья над Сперхием и Булисом. Зависть ежедневно стучалась к ним домой вместе с согражданами, приходившими в гости якобы расспросить бывших послов обо всем увиденном ими в Сузах. На деле же каждому незваному гостю хотелось своими глазами взглянуть на персидские подарки. Эти дары в доме Булиса лежали на самом видном месте и сразу бросались в глаза. Сперхий же убрал персидское золото в сундук, показывая гостям лишь малую его часть, полагая, что спартанцам более пристало любоваться позолоченным оружием, а не расшитыми золотом тряпками, серебряными сосудами и грудой золотых монет. Тем не менее завистливые языки уже нашептывали втихомолку, мол, Сперхий не зря прячет персидские дары. По всей видимости, у него сокровищ больше, чем у Булиса.

Желая положить предел слухам и домыслам, Сперхий сдал в казну все деньги, подаренные ему Ксерксом. Серебряные сосуды и роскошную мидийскую одежду Сперхий посвятил богине Афине, а золотые украшения он отнес в храм Аполлона Карнейского. Несколько золотых безделушек Сперхий подарил Дафне и ее матери в знак благодарности, что они выходили его первенца. Не забыл Сперхий и про Горго, подарив ей золотую диадему, украшенную рубинами.

Булис, в отличие от Сперхия, никому ничего не дарил и тем более не собирался сдавать свое золото в казну.

«Это золото помогло мне заново родиться, – не без самодовольства говорил Булис родственникам и друзьям. – До поездки в Азию я был беден и прозябал в филархах. Теперь же я окружен почетом и уважением!»

Эфоры восстановили Сперхия в звании лохага, а Булиса из младших военачальников перевели в пентакосиархи. Оба были освобождены от всех налогов, а также получили право занимать самые почетные места на любых торжествах.

Пойти на такой шаг эфоров вынудил старейшина Евриклид, который произнес речь в защиту Сперхия и Булиса, желая отвести от них всякие подозрения в стяжательстве и трусливом поведении во время их пребывания у персов.

– Варвары в отличие от эллинов придают богатству гораздо большее значение, и щедрые царские подарки можно расценивать как восхищение Ксеркса самоотверженностью Сперхия и Булиса, – молвил Евриклид. – То же самое можно сказать и про Гидарна. Людям никчемным и трусливым Ксеркс и Гидарн вряд ли подарят что-нибудь. Их щедрость по отношению к Сперхию и Булису есть прекрасное свидетельство того, что и варвары ценят в людях, даже враждебно к ним настроенных, мужество и благородство.

Печально, что среди наших сограждан непременно отыщутся те, кому и в благих делах мерещатся предательство и злой умысел. Неужели в Спарте кому-то в диковинку, что персидский царь богаче всех земных царей, что щедрость персов есть обратная сторона их тщеславия. Если бы даже Ксерксу разъяснили, что в Лакедемоне чуждаются золота как источника гражданских смут, это не остановило бы его от намерения осыпать Сперхия и Булиса подарками. Ксерксу не понять идеалов гражданского воспитания в Спарте, но это простительно ему, властвующему над рабами. Непростительно нам, свободным людям, попрекать Сперхия и Булиса тем, что они привезли в Спарту золото Ксеркса. Это все равно что упрекать их тем, что они вернулись живыми.

Небывалое потрясение пережила и Геро при виде Булиса, которого она давным-давно похоронила. Геро горько пожалела, что с такой поспешностью вышла замуж за Феретиада, богатства которого по сравнению с сокровищами Булиса, привезенными из Азии, не шли ни в какое сравнение. Геро одолевала лишь одна мысль, как бы ей расторгнуть брак с Феретиадом и вновь заполучить в мужья желанного теперь Булиса. И Геро начала действовать.