334.

– В этом она так и не призналась. Покончила с собой раньше. Но самое любопытное случилось уже потом. Как-то пришел расспрашивать меня о ней один фэбээровец. То есть, это я думал, что он фэбээровец, но это вполне мог быть и какой-нибудь шпион, работавший под фэбээровца. Отличить я все равно не отличил бы.

– И что вы ему рассказали?

– Все, что знал, хотя сомневаюсь, чтоб это ему помогло. По возрасту он ей в отцы годился.

– Может, это и был ее отец.

– Такую возможность я тоже учитывал. Об интимных подробностях я особо не распространялся. Я признался в дружбе, но не в страсти.

– В вашем рассказе несомненно должна быть мораль.

– Пожалуйста: если что и позволило любви уцелеть в нашем обществе, то как раз его тоталитарный характер. Мы дали друг другу обеты под страхом пытки.

– Я удивлен, что она не предпочла самоубийству лоботомию.

– Как же, докторов она тоже боялась.

Вдоль по всей улице витрины, казалось, тщатся игнорировать замысел архитекторов, явленный верхними этажами. Куда ни посмотри, всюду, ветвясь, тянулись бесконечные непознаваемые узы, родственные связи, прицельные шкалы. Не оставалось выбора, кроме как игнорировать их.

Тот, что помоложе, остановился, разглядывая витрину.

– Теперь ваша очередь.

– С меня довольно, – отозвался тот, что помоложе (бывший, разумеется, тайным агентом). В знак своей любви он дважды выстрелил М** в сердце, то есть в левую сторону груди. В грохоте выстрелов явно был какой-то код.

Пустая комната. Микрорассказ

С низкого потолка, загибаясь, свешивались серые пласты штукатурки. Тадеуш положил ладонь на шерстистое бедро Дианы.

– Тебе нравится? – поинтересовался он. Бедро неопределенно дрогнуло.

Линолеум напоминал исполинскую плетенку. Основа и уток были желтовато-коричневые – соломенного и горчичного цвета, соответственно. На стене криво висела порыжевшая раковина.

– Вряд ли нам удастся найти что-нибудь получше, – произнес он.

– Вряд ли, – неуверенно отозвалась Диана. Вывернувшись из-под его руки, она подошла к открытому окну

Он с улыбкой разглядывал ее, воображая, будто бы она просто курит сигарету. Роскошную шевелюру ее, светлую, как лимонная кашица, колыхал нежный ветерок.

Глубоко под обоями пришла в движение штукатурка и ссыпалась с громким сухим шуршанием.

– Конечно, мы все равно будем искать что-нибудь получше, – проговорил он.

Ей было двадцать семь или двадцать шесть. Если не считать лета, когда она работала в Нью-Джерси, всю жизнь Диана жила в Нью-Йорке.

– Стулья мы купим, – сказала она. – А раскладной диван даст Натан, он обещал на прошлой неделе.

Тадеуш с готовностью закивал.

– А ты закажешь еще один набор ключей, – равнодушно продолжала она.

– Для тебя, – уточнил он.

– Для меня, – кивнула она. – Тогда все будет как по-настоящему.

– Это всего лишь временно, – очередной раз принялся успокаивать ее Тадеуш.

Конечно же, это была ложь – но врал он не столько ей, сколько себе. В свои сорок восемь, без определенной профессии – найти работу лучше, чем сейчас, ему явно не светило.

Тадеуш занимался тем, что одалживал (на временной основе) свой мозг небольшим компаниям, которые не могли пока позволить кибризации полный рабочий день. Можно сказать, по аналогии, что работал он электронно-лучевой трубкой.

Диана состроила рожицу, неузнаваемо отразившуюся в закопченном стекле.

– Кто это? – поинтересовался он.

– Ты, – ответила она. – Илия.

Тадеуш отворил дверь тесного туалета. Фаянсовый унитаз увенчивал черный пластмассовый стульчак.

– Как-то большего, – задумчиво проговорил он, – ожидал я... от жизни.

– Точно; по крайней мере, я думала, будет хоть повеселее, – отозвалась Диана, сняла пальто, скатала в тугой рулон и уложила на линолеум. Усевшись на скатанное пальто, она принялась стаскивать туфли.

В открытое окно ворвались звуки песни, словно клубы дыма. Тадеуш ругнулся и захлопнул раму.

– Символично, – сказала Диана.

– Мы сами виноваты, – произнес Тадеуш.

– Нет, – сказала Диана и добавила после паузы: – Мне так не кажется.

Она сняла меховые чулки. От холода ноги тут же покраснели, покрылись гусиной кожей. Тадеуш представил Диану в кровати: между черных простыней высовывается длинная белая нога... Он помог расстегнуть на спине молнию платья.

– Ты действительно любишь меня, – спросила она.

– А как же, – ответил он.

Она поднялась, и он помог ей стянуть через голову платье.

– Откуда ты знаешь? – поинтересовалась она.

– Я полюбил тебя с первого взгляда.

Она кивнула; сняла бумажные лифчик с трусиками и протянула ему. Он спустил их в унитаз. Она достала из сумочки новый комплект.

– А я не уверена, что люблю тебя, – сказала она.

– Ничего, – сказал Тадеуш. – Главное, что ты со мной.

– Ты боишься остаться один? – спросила она.

– Нет, – ответил он. Она снова натянула платье.

– Жаль, я не могу позволить себе что-нибудь новое и красивое из одежды.

– Это платье очень тебе идет, – сказал он.

– Спасибо.

Крупный пласт штукатурки обрушился с потолка в раковину, обнажив неровных очертаний фрагмент оплетки и проволочной сетки. Тадеуш выругался.