334.

– Надо попросить хозяина, пусть сделает что-нибудь с потолком, прежде чем мы въедем, – произнесла Диана.

Тадеуш закивал, прекрасно понимая, что дело это безнадежное. Диана вновь опустилась на скатанное пальто и принялась натягивать чулки из белого синтетического меха.

– Наверняка это очень старое здание.

– Слушай, – сказал он, – вода так до сих пор и льется.

– Ну так поправь.

Он зашел в крошечную ванную комнату и поправил цепочку. Литься вода прекратила. Диана оставила поднятой черную пластиковую крышку стульчака, и Тадеуш заглянул в прозрачную лужицу на дне белой фаянсовой чаши. Ему представился лилипутик (в воображении его – неопределенного пола), плавающий в крошечном водоеме. Потом ему представилось, как спускают воду и лилипутика затягивает в трубы. Он попытался представить, что будет потом, но дальше его воображение не пошло.

– Я готова, – сказала Диана.

Когда он вышел, на ней уже было пальто из чего-то вроде твида. Он поцеловал ее.

– Ты меня любишь? – спросила она, искоса поглядывая на него.

– А как же, – ответил он и добавил: – Ну что?

– В смысле?

– Берем или ищем дальше?

– Берем, – ответила она. – Мне нравится.

– Это всего лишь временно, – сказал он. – Ничего, подкрасим немного, повеселее хоть станет.

– У тебя не найдется таблетки? – поинтересовалась она. Он дал ей одну желтую. Ее передернуло.

– Знаешь что, – произнес он, направляясь к двери по соломенно-горчичному полу, ступая только на плетенку и ни в коем случае не на основу или уток, –...может, оно и действительно так.

– Что так?

– Может, я действительно боюсь остаться один.

– Ну конечно, – сказала она. Когда они вышли, комната опустела.

Погружение «Вест-Энда». Микрорассказ

Когда судно начало тонуть, миссис Ниэри в своей отдельной каюте предсказывала по ладони судьбу молодому коридорному арийской крови.

– Видите, линия жизни прерывается, – сообщила она ему. – Вы умрете молодым.

– Ja?[42]

Вздохнув, она взъерошила его короткие светлые волосы.

– Откуда нам знать, – задумчиво молвила она, – когда пробьет наш час. Трагедия может поджидать за любым углом, а море... море шутить не любит. – Она игриво пробороздила ногтями беззащитную мякоть его открытой ладони, еще немного укоротив линию жизни. – Ich liebe dich[43], – с придыханием прошелестела она еле слышно. – Так будем же, как говорят поэты, вкушать плоды весны на свете этом. Негоже сердцу на запоре быть.

– Ja, aber ich muss gehen[44].

Коридорный верил предсказанию миссис Ниэри, потому что ей было лет семьдесят и напоминала она цыганку из оперетты Штрауса, а коридорный был молод и фаталист. Тем не менее, всему есть границы, и миссис Ниэри была самой что ни на есть границей.

– О нет, mein Liebchen[45], – стонуще выдохнула она. – Не уходи, не покидай меня. Ночь так юна, а ты такой...

Стук в дверь не дал миссис Ниэри закончить; стучал мистер Ниэри.

– Дорогая, – объявил тот, – корабль тонет. Выйди, взгляни.

– Я занята, любовь моя! – крикнула через дверь миссис Ниэри, помогая коридорному укрыться в пустом дорожном сундуке, приберегаемом как раз для экстренных случаев. – И волосы мои в жутком беспорядке. – Волосы ее лежали на туалетном столике, дожидаясь, пока их причешут.

Мистер Ниэри – или Альфредо, как звали его друзья в Милане, – вернулся в судовой бар, где всемирно известный ирландский поэт читал вступительную главу своего первого романа, из предполагаемой трилогии, недавно инсценированного. Теперь знаменитый поэт направлялся в Манхэттен на премьеру – или, по крайней мере, так ему представлялось. Альфредо пришлось встать за стойку и смешивать напитки самому, так как бармен и все местные завсегдатаи перекочевали в спасательные шлюпки.

– Вот слова, – говорил поэт, – два слова, одно, может, три слова, да, три слова только, именно три слова, все вместе, сперва одно, первое слово, затем другое и наконец, через некоторое время, последнее...

– Последнее слово? – с надеждой потребовал Альфредо у своего рома с колой.

–...Последнее из трех, третье, все три слова вместе в пространстве, здесь, вот в этом пространстве, наполняют его, начинаются от края пространства, тянутся через середину до другого края, пока незримого...

Пока поэт зачитывал слова эти себе и Альфредо – которому, несмотря на итальянское происхождение, явно не хватало классического образования, – штурман препирался с капитаном «Вест-Энда», не юнцом уже, но еще и далеко не стариком, который командовал в одну из недавних войн эсминцем. Эсминец, к вящей капитанской досаде, был отправлен со всей командой на дно близоруким камикадзе.

– Сэр, – начал штурман, тщательно выбирая слова, – судно в самом деле тонет.

– Да-да, я в курсе, судно тонет, очень смешно. Может, на нас налетел айсберг? И машинное отделение затоплено, котлы вот-вот взорвутся? И шлюпок на всех не хватает?

Хоть евреем капитан не был, чувство юмора у него было как раз то, что зовут еврейским.

– Нет, сэр, – другое судно.

– Что другое судно? Отвечайте по существу.

– Другое судно налетело на нас, сэр. Мы тонем.