Дима снова посмотрел на Верочку. Она переступала с ноги на ногу и напевала под нос. Такой простой и близкой показалась она Диме в этот момент, что сердце его сжалось от нахлынувших чувств.
– Замерзла? – вдруг понял он. – Сейчас! – Он стал снимать свой плащ.
– Нет, что ты! Ты тоже замерзнешь.
– Тогда я обниму тебя?
– Зачем? – Верочка заправила мокрую прядь за ухо.
– Чтобы согреть! Обнять? – спросил он еще раз на всякий случай.
– Обними.
Вера не двигалась. Когда он притянул ее за плечи ближе к себе, она поддалась, но стояла напряженная, Дима чувствовал это даже через одежду.
– Можешь засунуть руки под мой джемпер, чтобы было теплее, – сказал он, наклонившись к ее уху.
Верочка вздрогнула и прижала руки к своей груди. Но стояли они так близко, что получалось, что маленькие ее ладошки, сжатые в кулачки, упирались и в Димину грудь, как бы не давая ему прижаться еще теснее. Ее робкий жест Диму насмешил и покорил.
– Поцеловать тебя под дождем? – сказал, чтобы смутить ее еще больше, но потом удивился своим чувствам. Смущать не хотелось, хотелось и правда поцеловать.
– Мы не под дождем, мы под козырьком обшарпанного подъезда, – донеслось до него бормотание.
– Так поцеловать?
– Поцелуй! – А сама голову не поднимает.
Дима наклонился, осторожно нашел ее прохладные губы своими губами и поцеловал. Сначала осторожно, даже робко, только потом пробормотал, дыша в губы: «Рот приоткрой», и, когда она подчинилась, его язык нашел ее, и Дима почувствовал, как Верочка вздрогнула. Дима сразу понял, что поцелуй этот – первый для нее. Руки ее, сжатые в кулаки, сначала упирались в Димину грудь, а потом расслабились, и Верочка ближе прижалась к Диме, так, что теперь под ее ладонями с силой билось его сердце.
А капли дождя барабанили по крышам и асфальту, барабанили…
Глава 15
Надя услышала, что ее зовет мама, еще раз глубоко вздохнула, бросила последний взгляд на маленький пруд, на который бездумно смотрела больше часа, и направилась в сторону дома.
Дача эта принадлежала им, сколько Надя себя помнила. Деревянный дом двухэтажный, но куда меньше по площади, чем их огромная городская квартира. Папа уже несколько лет порывался его продать и купить новый, побольше, но никак не решался: очень уж красивый участок с собственным прудом и аллеей из деревьев к нему прилагался.
В детстве Надя дачу не любила, потому что еще не умела наслаждаться природой и тишиной. А сейчас хоть век прожила бы в этом небольшом домике.
Папа привез их сюда на неделю, чтобы мама в спокойствии, вдали от городской суеты, пришла в себя. Надя до сих пор с тоской и грустью вспоминала тот день, когда они приехали забирать маму из больницы. Чувство тогда Надя испытывала одно – «Странно!»: «Так странно, через полгода мы могли бы вот так же приехать, но только с цветами и шариками. И мама выходила бы из больницы не бледная, с синяками под глазами и красным от слез носом, а счастливая, улыбающаяся, с маленьким свертком в руках. Странно! Действия мы сейчас выполняем такие же, а совсем по-другому все».
Из больницы они сразу отправились на дачу. Надя сидела впереди, рядом с водителем и иногда едва заметно оборачивалась назад, чтобы посмотреть на родителей. Мама, положив голову на папино плечо, сидела с прикрытыми глазами, а папа легонько целовал ее пальцы.
Надя не могла на это смотреть: очень щемило сердце.
Спокойная, а оттого счастливая неделя на даче подходила к концу. До последнего звонка оставалась пара недель, как и до первого экзамена. От Дашиных сообщений: «Мы уже репетируем вальс, где ты пропадаешь?» – не было отбоя. Дольше Надя не могла себе позволить «пропадать».
Мама первое время была плоха: лежала в кровати и иногда спускалась на кухню, чтобы попробовать кашу, приготовленную Надей. Только через несколько дней она стала ходить по участку, сидеть на скамеечке около пруда и иногда улыбаться шуткам папы.