Конечно, Игорь уже привык к ударам судьбы в Израиле, но это пятое падение с «сабантуйного столба» было слишком уж неожиданным и болезненным. Сбывалось пророчество его мудрого еврейского коллеги в Союзе – сына репрессированного в сталинские времена «врага народа» Саши Швеца, который говорил Игорю, что он не приживется в Израиле, поскольку он еврей только по паспорту и не понимает, что такое евреи.
Глава 6
Нищета
Но надо было как-то жить… А как? У профессора было еще несколько научно-технических идей, которые подходили под «тепличные» требования. Например, он привез из Союза ультразвуковой автомобильный сенсор для определения расстояния от автомобиля до препятствия (то, что сегодня есть на каждом автомобиле и называется зачастую «парктроник»).
Директору теплицы в Хадере проект понравился, и было начато оформление. Вдруг позиция директора резко изменилась, и он начал блеять нечто невнятное:
– Понимаешь, ну что же мы самые умные, у «Тойоты» нет, у «Мерседеса» нет, а у нас есть. Вот если бы ты принес мне свидетельство о том, что какие-то фирмы этим занимаются, то это бы было другое дело.
Как будто новые разработки должны делаться по чьим-то следам! Через пару лет Игорь случайно встретился с этим директором и показал ему статью по созданию такого устройства как раз «Тойотой».
Директор очень обрадовался:
– Вот видишь, ну куда нам против «Тойоты»…
Аналогичная картина происходила и с другими проектами в других теплицах. Каждый директор «начинал за здравие и заканчивал за упокой». Секретарь в одной из теплиц – русскоязычная девушка – раскрыла Игорю тайну: директор программы Пнина Дор назначила специальную чиновницу в аппарате следить за появлением профессора в «тепличной» сфере и немедленно ей докладывать. После этого г-жа Дор немедленно звонила директору теплицы и сообщала ему, что Игорь склочник, скандалист, опасный тип и совершенно не стоит с ним связываться. После этого любой директор ему тут же отказывал под любым предлогом.
Возраст профессора приближался к шестидесяти годам, и в любой фирме, куда пытался устроиться Игорь, ему быстро отказывали по двум причинам: слишком высокая квалификация и слишком большой возраст. Вернуться в Технион он не мог. Вольф уже умер, и его недруги обещание выполнили – его команду разогнали. Наступило самое тяжелое время за всё пребывание профессора в Израиле. Деньги, заработанные в Америке, таяли на глазах, Дана надрывалась в бейт-авоте (доме престарелых) и зарабатывала гроши.
Сын с дочкой капали профессору на мозги:
– Ну, иди на какую-нибудь простую работу, вон Миша работает чертежником, а Толя штампует стаканы в одной лавке…
Профессор напрочь отказывался:
– Я скорее вернусь в Россию, чем пойду штамповать стаканы.
Он барахтался изо всех сил, оформил пособие по безработице, ходил на курсы «Автокада», посещал все олимовские сборища – конференции, семинары, встречи и пр. – в надежде, что вдруг что-нибудь где-нибудь выстрелит. В конце 1990-х, после десяти лет начала большой алии, резко возросла политическая активность русских олим. Русские организации появлялись как грибы после дождя, болтовня (в основном «абвгдёж») на всех уровнях поражала воображение – изрусы по этому показателю догоняли и перегоняли коренных израильтян. В Израиле изрусы основали около пяти сотен (!) русских ассоциаций, объединений, товариществ («Сионистский форум», «Объединение выходцев из СССР-СНГ», «Конгресс русскоязычных общин и организаций Израиля», «Союз ликвидаторов Чернобыля», «Ассоциация учителей-иммигрантов», несколько объединений ветеранов Второй мировой войны, «Союз ученых – репатриантов Израиля», «Клуб любителей бардовской песни», «Клуб КВН» и т. д. и т. п.). 98 процентов этих замечательных организаций за всю историю не выдали ни одной конструктивной идеи по улучшению положения изрусов. Все они бесконечно толкли воду в ступе. Особенно Игорю нравились многозначные заключения этих организаций, да и отдельных изрусовских мыслителей, которые начинались со слова «Надо!». Далее перечислялись различные «надобности» – от реформирования Кнессета до рытья канала между Средиземным и Красным морями. На провокационные вопросы типа «кому это надо и как это сделать» мыслители гордо никогда не отвечали.