Читаем 40 градусов в тени полностью

Тем временем Лев переговорил со своим американским приятелем и директором ашкелонской теплицы, и, таким образом, контуры проекта как бы сложились. Осталось дожидаться тихой смерти текущего проекта и подачи документов на новый проект. Обе процедуры прошли штатно, без приключений. И Игорь с Барухом и Вадимом разместились в просторном помещении хамамы в южной промзоне Ашкелона. Поскольку ездить каждый день было сложновато, то приятели сняли в Ашкелоне на троих трехкомнатную квартиру, где у профессора была отдельная комната. Поскольку проект как бы шел под патронажем Льва, то директор хамамы – веселый красивый магриб – не настаивал на немедленных гарантиях по внесению пятидесяти тысяч долларов. Вообще, будучи посаженным в свое кресло местными властями (муниципалитетом и ашкелонскими бизнесменами), он относился к центральной власти (Управлению теплиц во главе с Пниной Дор) без особого пиетета.

Прежде всего, следовало закрыть вопрос с французами, и профессор решил, что проще всего это можно будет сделать путем путешествия с ними в Минск и демонстрации того, что уже есть там. Однако рисковать он не мог и для начала полетел в Белоруссию один для предварительного изучения.

Профессор прилетел в Минск и устроился жить в гостинице «Академическая» рядом с комплексом зданий Академии наук, где забронировал ему номер Леонард Леонтьев. Шел второй срок правления «батьки» Лукашенко, и было интересно наблюдать и сравнивать жизнь в Белоруссии и послеельцинской России. Не успел профессор даже раздеться, как зазвонил телефон – приятный женский голос спрашивал профессора, не нужна ли ему девушка. Пока профессор раздевался и открывал чемодан, звонок повторился, и ему снова предложили девушку.

– Вы же только что звонили, – начал протестовать профессор.

– Ничего подобного, я звоню первый раз.

Игорь вслушался в приятный женский голос и понял, что это действительно другой голос. Тогда до него дошло: это конкурирующая фирма.

Было начало марта, и температура на улице стояла близко к минус десяти градусам с холодным ветром, а профессор прилетел из Израиля вообще без головного убора. Он решил добежать до станции метро и оттуда проехать до большого универмага, расположенного прямо над станцией метро. Когда он стоял уже в дверях, ему в третий раз предложили девушку Спустившись к администратору гостиницы – даме лет сорока пяти со стандартной для ее профессии внешностью, Игорь заметил ей:

– Вы что, по прибытии клиента-постояльца немедленно оповещаете сразу несколько агентств по поставке женщин? Наладили бы мало-мальскую координацию. И потом, не надо же это делать мгновенно, пока гость еще не поселился. У меня к вам просьба – мне не нужна девушка, избавьте меня от подобных звонков.

Администратор активно отнекивалась от причастности к подобной деятельности, однако звонки прекратились.

Метро исправно работало, и профессор быстро доехал до универмага. Интерьер советского времени сохранился (профессор много раз раньше бывал в Минске), однако прежнего блеска уже не было: выщербленные ступеньки гранитных лестниц, тусклая низкокачественная краска на стенах, облезлый лак на перилах… но чистота и порядок сохранялись. Игорь заметил эту картину во многих местах: трещины в стареньких троллейбусах и трамваях аккуратно подварены и закрашены, порванные сиденья залатаны, на домах аккуратные заплаты из штукатурки, выбоины на дорогах и улицах заасфальтированы – в общем, что называется, бедненько, но чистенько. Игорь вспомнил разруху в Санкт-Петербурге пару лет назад и подумал: «Молодец Лукашенко». В универмаге его тоже ожидали некие полезные, с его точки зрения, новшества. Интерьер магазина был условно разбит на три зоны. Первая зона – это зарубежные товары по ценам, эквивалентным российским ценам на подобные вещи: приемники «Панасоник» и «Сони», холодильники «Шарп», часы «Ситизен», одежда от Армани и т. п. Вторая зона – это товары белорусского производства. Игорь увидел тут очень неплохие приемники, часы, холодильники, одежду и прочее, сделанное в Белоруссии, по весьма низким ценам. И, наконец, в третьей зоне продавались товары для недостаточно обеспеченных людей, включая местные и российские дешевые изделия, некондицию зарубежных фирм и т. д. Он немедленно отправился в зону для бедных и купил себе кожаную шапку на меху – своего очень большого, 60-го размера, которую носил потом много лет при поездках в северные страны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное