Читаем 40 градусов в тени полностью

Например, ему запомнился такой эпизод. Как-то раз он был на большой машиностроительной выставке в Москве и жил в мотеле в поселке Немчиновка на кольцевой дороге. Мотель был новенький, с иголочки, и в нем поселили значительную часть участников выставки. В соседнем номере проживал южноафриканец из фирмы, производящей алмазные буровые колонки. Они с профессором встречались у дверей своих комнат, за завтраком в ресторане, в шаттле, который ходил из мотеля на выставку. Естественно, что в такой ситуации коллеги начали здороваться и разговаривать. Однажды южноафриканец постучал в дверь и пригласил профессора к нему в номер на стаканчик виски. За стаканчиком они разговорились. Общих тем для разговора у них было предостаточно. Например, узнав, что у профессора взрослая дочка, алмазник стал советовать ему не посылать ее учиться в США, поскольку его сын поехал и пристрастился там к наркотикам. Кроме того, он рекомендовал ему не жить в городской квартире, а купить себе дом в пригороде, ездить на курорт на Канары, пользоваться дизельным автомобилем, не пить «Бурбон» и т. п.

Всё это было естественно: прилетев в Москву, он увидел красивый современный город, метро, троллейбусы и трамваи, приличный аэропорт, современный новенький отель, соседа – русского в приличном костюме и кожаных мокасинах, говорящего на английском, и построил в голове адекватную для его понимания модель. То, что применительно к советскому инженеру это звучало как развернутый анекдот, он не мог понимать и не понимал. В израильской жизни Игорь попадал в такие ситуации весьма часто и привык к ним.

Представлялось интересным мнение южноафриканца по поводу апартеида.

– Вы, русские, аборигенов-негров видели только по телевизору и думаете, что это самые обыкновенные люди, только чернокожие. А на самом деле это противные, наглые, вонючие типы, и я не хочу с ними находиться в одном ресторане или театре. Мы ведь не против, чтобы они имели точно такие же, как у нас, театры, рестораны, стадионы и вагоны в поездах, мы против того, чтобы находиться вместе с ними в этих учреждениях.

Игорь часто вспоминал эти слова южноафриканца, особенно в их деревенском бассейне. Утром в пятницу и субботу бассейн был заполнен в основном изрусами – стояла тишина и порядок. Часам к одиннадцати-двенадцати он заполнялся местными подростками, которые орали истошными голосами, нещадно брызгались и плавали исключительно поперек бассейна.

И Игорь тут же начинал думать о сути апартеида: «Ах, как было бы хорошо иметь для них отдельный бассейн!»

Вечером Светлана улетела, а Франко заехал за Игорем и повез его в какой-то элитный загородный ресторан. Там, например, на большой тележке возили между столиками цельную тушу огромной копченой свиньи, от которой официант отрезал желающим кусочки мяса. Можно было наблюдать и такое блюдо: на тележке был установлен таз, в котором находился сыр с какими-то добавками. Сверху был налит, видимо, спирт, после горения которого сыр расплавлялся и получался таз жидкого сыра с вкраплениями. Официант раздавал сыр поварешкой наподобие супа, и посетители ели это блюдо ложками. Игорю очень понравилось белое полусухое вино, которое они пили, и он полез за ручкой, чтобы записать его название. «Не старайся, – остановил его Франко, – нигде, кроме Болоньи, это вино не продается!»

Через пару месяцев Игорь прилетел в Болонью на приемку компрессора, и Франко опять окружил его такой же заботой. Впоследствии профессор еще раз был в Болонье на выставке, но с Франко не встречался. Болонью (400 тысяч жителей) называют самой южной частью Северной Италии и кулинарной столицей Италии. Уровень жизни в городе – один из самых высоких в Италии благодаря развитой промышленности и удачному расположению. От себя профессор мог добавить, что в Болонье очень стильно одеваются как женщины, так и мужчины. Тут нет места ни темным цветам, как в Милане или Турине, ни ярким оттенкам, как в Неаполе. Когда профессор смотрел потом на израильскую публику, он всегда вспоминал Болонью. И еще профессор нашел болонских женщин самыми красивыми и стильными в Италии, а следовательно, и в мире. Особенно восхищали его пожилые итальянки в шляпках, сидящие в кафе без кондиционеров и обмахивающиеся веерами.

Надо сказать, что профессор практически всегда находился в перманентном окружении красивых и стройных женщин: у него была такая жена, ее сестра-близнец, дочка, внучка, невестка – жена сына и др., и он чувствовал себя в Болонье весьма комфортно в этом смысле.

Из Болоньи Игорь ехал на поезде в Милан, откуда у него был самолет в Израиль. Вагон был полупустой, и напротив него сидел симпатичный итальянец лет пятидесяти пяти с маленьким чемоданом. Путники разговорились – оказалось, что этот итальянец живет в маленьком городке возле Болоньи и впервые в мире разработал эффективный метод выделки лосиных шкур. Он достал из чемодана и показал профессору альбом, где каждая страница представляла собой выделанный определенным образом кусок лосиной кожи.

– Кому надо выделывать шкуры лосей?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное