438 дней в море. Удивительная история о победе человека над стихией

Байки сделали свое дело. Хоть Кордоба по-прежнему отказывался есть сырое птичье мясо, он с удовольствием поедал рыбьи глаза, которые подсовывал ему Альваренга. Для эстетики каждый глаз сальвадорец накалывал на рыбью кость. Странное блюдо выглядело как оливки, насаженные на зубочистки. Напарники и не догадывались, что рыбьи глаза являются ценным лекарством, изобилующим витамином С. Именно ими питались потерпевшие кораблекрушение моряки, чтобы побороть цингу.

* * *

Кордоба принял роковое для себя решение. Он стал отказываться от любой пищи, за исключением свежего черепашьего мяса, но оно было редким деликатесом и попадалось все реже по мере того, как они уплывали все дальше от берега в открытый океан. Юноша сидел, сжимая пластиковую бутылку в руках, но не делал ни глотка. Он быстро терял силы и интерес к жизни. Альваренга предлагал напарнику съесть несколько крошечных кусочков птичьего мяса, а иногда — немного черепашатины. Кордоба же только сжимал челюсти. Депрессия все больше разрушала его тело.

— В этом месяце я умру, — сказал он как-то раз.

— Ты и в самом деле умрешь, если будешь твердить об этом, — пообещал ему Альваренга. — Я буду жить. Я пройду через это испытание. И мы покажем всему миру, что сделали. Мы подадим пример остальным людям.

— Я не верю в это, — твердил Кордоба. — Мы умрем.

— Не думай об этом. Никто не умрет. Нам нужно бороться, — отвечал Альваренга.

Рыбаки установили соглашение друг с другом. Если выживет Кордоба, то он отправится в Сальвадор к родителям Альваренги. Если удастся выжить Альваренге, то он поедет в Чьяпас и найдет мать Кордобы, которая была замужем за евангелическим священником. «Он попросил меня передать матери, что сожалеет о том, что не смог попрощаться, и что ей не нужно больше делать тамале для него. Им следует отпустить его, чтобы он ушел к Богу».

15 марта 2013 г.

Координаты: 5° 58’ 57.69 с. ш. — 135° 28’ 12.00’’ з. д.

119-й день плавания

— Я умираю. Я почти уже на том свете, — однажды утром, сразу после завтрака, сказал Кордоба.

— Не думай об этом. Давай лучше вздремнем, — ответил Альваренга и лег рядом с напарником.

— Я устал. Хочу пить, — простонал Кордоба. Его дыхание было прерывистым и тяжелым.

Альваренга взял одну из бутылок и приложил горлышко ко рту Кордобы, но тот не стал глотать воду. Он просто вытянулся. Его тело сотрясалось в кратковременных конвульсиях. Потом он застонал и напрягся.

— Не умирай! — просил Альваренга. Запаниковав, он выкрикнул в лицо Кордобы: — НЕ ОСТАВЛЯЙ ТУТ МЕНЯ ОДНОГО! ТЫ ДОЛЖЕН БОРОТЬСЯ ЗА СВОЮ ЖИЗНЬ! ЧТО Я БУДУ ДЕЛАТЬ ОДИН?

Кордоба не ответил. Через несколько секунд он умер и лежал с открытыми глазами.

«Я усадил Кордобу, прислонив к скамье, чтобы до него не доставала вода. Я боялся, что волною его может смыть за борт, — говорит Альваренга. — Потом я проплакал несколько часов подряд».

Проснувшись на следующее утро, Альваренга вылез из кофра и уставился на Кордобу, сидящего на носу лодки. Он словно загорал. Альваренга обратился к нему с вопросом:

— Ты как, приятель? Как спалось?

— Я спал хорошо. А ты? Ты уже позавтракал? — Альваренга отвечал на свои же вопросы вслух, как будто бы с ним разговаривал его мертвый напарник.

— Да, я уже поел. А ты? — продолжал Альваренга.

— Я тоже, — ответил он от лица Кордобы. — Я съел целое царствие небесное.

Разговор продолжался, как будто два беседующих напарника мирно завтракали в этот спокойный утренний час. АЛЬВАРЕНГА РЕШИЛ, ЧТО НАИЛУЧШИЙ СПОСОБ ПРИМИРИТЬСЯ С ПОТЕРЕЙ ТОВАРИЩА — ПРОСТО ПРИТВОРИТЬСЯ, ЧТО ОН НЕ УМИРАЛ. На протяжении следующего дня Альваренга обращался с трупом как с другом, с которым можно поделиться разными мыслями. «Почему бы нам не отправиться в Тоналу (город в Мексике, где рыбаки из их района часто устраивали вечеринки). Можно выпить пива, хорошо поужинать. Только сначала я приму душ. Потом поглажу одежду и приведу себя в порядок. У меня есть хорошие туфли».

На второй день после смерти Кордобы его тело стало лиловым. Разговоры прекратились. На третий день его кожа стала высыхать на солнце и трескаться. Как на сухой выделанной коже, на ней стала появляться хрустящая корочка. «Я потрогал его, и он казался твердым, — рассказывает Альваренга. — Запаха не было вообще. Он просто высох на солнце. Я не испытывал отвращения. Все выглядело совершенно нормальным. Я обнял его».

На четвертый день тело Кордобы стало почти черного цвета, и Альваренга полностью включил труп в свои дневные ритуалы. «Доброе утро, добрый день и добрый вечер», — говорил он ему. Затем сальвадорец начал петь гимны усопшему товарищу. Альваренга был уверен, что Кордоба слушает его, и приглядывался, не двигается ли он.

Сальвадорец проводил многие часы, беседуя со своим мертвым другом. Он выдумывал невообразимые истории их спасения.