48 улик

Когда ему предъявили фотографии женщин – жертв нераскрытых убийств, он «без колебаний», по словам следователей, указал на М., подтвердив: «Да, это одна из них». Но потом, отвечая на конкретные вопросы, стал путаться в показаниях – не мог точно вспомнить, где и когда он с ней встретился, куда отвез в своей машине, куда дел труп. Сначала говорил, что похитил ее из университетского кампуса в каком-то городе – то ли в Буффало, то ли в Рочестере. Впоследствии он изменил показания, заявив, что, возможно, спутал М. с какой-то другой блондинкой, а М. похитил где-то на «загородном шоссе» и ее тело сбросил в одно из озер, привязав к нему тяжелые камни.

– Это было небольшое озеро. Одно из тех маленьких – как их там – Пальчиковых….

Когда его спросили, было ли это озеро Кайюга, он наморщил лоб, словно впервые слышал название, потом энергично закивал:

– Кай-ю-га. Точно.

На вопрос, почему он убил этих женщин, ведь очевидно, он не был с ними знаком, этот мерзкий дегенерат искренне ответил:

– Только так можно было заставить их обратить на меня внимание.

В общем и целом «Убийца с озера Волчья Голова», по его словам, выследил, похитил, изнасиловал и убил не меньше двенадцати женщин и девушек – столько он запомнил. Тюремный священник был убежден, что преступник говорил правду, но следователи отнеслись к его показаниям скептически.

Серийные убийцы нередко преувеличивают количество жертв. Зачем? Чтобы похвастаться, произвести впечатление на своих слушателей, а также «излить душу». Да, наверное, «Убийца с озера Волчья Голова» убил нескольких из тех жертв, но не всех. Возможно, он приписал себе убийства, которые совершил его сосед по камере или один из его дружков. А возможно, его просто подвела память. Ясно, что этот заключенный постепенно выживает из ума. Сообщалось, что он «возбуждается», вспоминая отдельные (яркие) подробности совершенных им убийств, но приходит в «замешательство», когда его просят уточнить, кто были его жертвы.

Он утверждал, что убил всех этих женщин. Говорил об этом с грустью, надтреснутым голосом. Плакал, «хныкал, как ребенок». Сообщали, что он заметно похудел, как будто – не исключено – был смертельно болен, может быть, раком. (Финансирование тюрем строгого режима не предусматривает выделения средств на дорогостоящие лечебно-диагностические процедуры, такие, например, как колоноскопия, да и не нужно это: мы, налогоплательщики, и так платим за многое.) Делая признание, он захлебывался словами, кашлял и заикался – тараторил, словно «отчаянно спешил» исповедаться в своих грехах, пока еще не поздно, пока он не умер и не попал в ад.

– Многих, многих я убил. Прости меня, Господи. Я хоронил их в озерах, ведь вода мягкая, им не было больно.

Помолчав, спрашивал:

– Как думаете, Он простит? Господь? Простит Он меня?

Такое вот дурацкое нытье. Из разряда тех, что показывают в откровенных телепередачах о полицейских расследованиях. Фу, мерзость.

К счастью, когда позвонил некий следователь Б. (имена этих персонажей я не запоминала) из полицейского управления штата Нью-Йорк и попросил пригласить к телефону Милтона Фулмера, я успела первой снять трубку и объяснить, что у папы есть более важные дела, связанные с его бизнесом, и ему некогда болтать по телефону с незнакомыми людьми.

– Но я уполномочена выступать от имени Милтона Фулмера, – заявила я. – Я прекрасно осведомлена о ходе следствия по делу об исчезновении моей сестры Маргариты.

Подобно тому, как толстая жесткая кожа защищает бегемота от заразных насекомых, так и я научилась ограждать себя от всяких несуразных поворотов в «безнадежном расследовании» дела Маргариты Фулмер. Я сухо объяснила следователю Б., что для своего возраста мой отец в добром здравии, но все же он уже не молод. Состояние пожилого человека может резко измениться от эмоциональной травмы, шокирующих известий. Я настроена ограждать отца от любых потрясений.

Поэтому я твердо заявила: если преступник не может указать полицейским, где находится труп, и нет убедительного заключения криминалистической экспертизы, свидетельствующего о том, что это однозначно труп моей сестры, я не намерена тревожить отца и даже выслушивать весь этот бред. Раз этот (слабоумный сифилитик) «серийный убийца» не сообщил никаких конкретных сведений, которые можно было бы считать доказательством того, что он убил мою сестру, значит, все это выдумки и я не желаю понапрасну тратить на это время.

Ответом мне было изумленное молчание, затем в трубке раздался судорожный вздох.

Наверное, родственники убитых обычно более сговорчивы и легковерны, чем я. Несомненно, эти несчастные благодарны даже за мельчайшие крохи информации, что бросают им горе-специалисты правоохранительных органов, которые только зря хлеб свой едят: деньги получают немалые, а сами ни на что не годны. Этим людям и в голову не пришло бы усомниться в чепухе, которой их пичкают серьезным тоном, тем более столь категорично выразить по телефону свой скептицизм, как это сделала я.