5/4 накануне тишины

На цыпочках, друг за другом, парни пробирались на кухню. Длинная лавка стояла тут, будто в предбаннике, и на ней они разместились,

плечом к плечу.

В дверном проёме висели до пола частые цветные деревянные бусины, за которыми их не было видно вовсе. Зато всё, что происходило в большой светлой комнате, открывалось сыновьям-студентам из сумрачной кухни на добрую половину.

333

Анну Николаевну Цахилганову беспокоило лишь одно — выгонят ли «детей» из институтов, поскольку эта толстая студентка Марьяна утверждает, будто в беспамятстве была обесчещена ими,

— Цахилгановым — из — Политеха — Самохваловым — будто — бы — и — Барыбиным — из — Медицинского —

поочерёдно. Но Ксенью Петровну предстоящее исключение парней, казалось, не пугало, а даже вдохновляло странным образом.

— …Какие дети могли появиться у нас на свет в том бедламе? — говорила она гортанно, будто таборная цыганка. — Только — ублюдки. После той мешанины сословий. Послереволюцьонной.

— Как это — ублюдки? Что вы имеете в виду? — беспомощно вопрошала мать Цахилганова, кутаясь в кружевную лёгкую шаль.

— А то как раз я и имею в виду, милая! — ещё жёстче отвечала ей Ксенья Петровна Барыбина. — Знаете ли вы, благопристойная, вежливая и холёная, как я выживала — там, куда нас отправляли такие, как ваш муж?

— …Как? — послушно вымолвила Анна Николаевна.

— А вот так!

Ксенья Петровна вышла из-за стола, грозно выпрямилась, а потом согнулась,

будто решила что-то поднять у себя из-под ног, единым рывком.

— Вот! Так! — кричала она, согбенная, хлопая себя по пояснице.

Анна Николаевна взирала на неё удивлённо.

Студенты тоже не понимали ровным счётом ничего.

Бедная Ксенья Петровна! Она забыла, что в её возрасте эта поза может вызывать лишь недоуменье.

334

Но вот мать Барыбина распрямилась, вытащила новую папиросу, постучала ею по столу и дунула потом, словно в засорившуюся дудочку. Усевшись, она обхватила белоснежный стебель ярко-красными напомаженными губами. Но заговорила Ксенья Петровна, против ожидания, тоном будничным, равнодушным, пожилым:

— Когда нас везли сюда сквозь Россию, в ледяном вагоне для скота, из Москвы, я, аспирантка в летнем платьице, начала выживать с того, что напросилась… — мать Барыбина сильно затянулась. — Напросилась мыть пол в отсеке для конвоя. Мне, знаете ли, не передали тёплых вещей перед отправкой, а это был конец ноября…Они сидели, в своих сапожищах, в тёплых шинелях, мордатые беспородные хамы. И я, в домашнем штапеле, мыла грязной холодной тряпкой заплёванный ими пол, под которым стучали колёса… Красными от стужи руками. Согнувшись. И я хорошо знала, что и зачем я делала…

Чтобы выжить…

Ксенья Петровна затянулась ещё раз и долго стряхивала пепел, постукивая папиросой о хрустальный край.

— За это они мне кинули тёплую кофту с умершей. А за другое — мужской чей-то засаленный ватник и огромные валенки! — хрипло продолжала она. — …Да, я, образованная, красивая, мыла им пол каждый день! Таким завлекательным образом… Ну? Презирайте меня!.. Получала от них немного сахара, хлеба, масла. Иногда могла поделиться с больными — с теми, кто от меня не отворачивался, как от сучки… И даже потом, в лагере, кое-что из продуктов меняла на хорошенькую кофточку, на косынку — у местных, да, да!.. Мне важно было не отощать чрезмерно,

— им — всем — там — больше — нравились — округлые — и — румяные —

я старалась сохранить тело и нарядить его хоть немного… Для них. Для хамов. Для беспородных хамов… Оно кормило меня, моё тело, и спасало!.. Один, с офицерскими погонами, любил оставлять на моих боках синяки. Он похлёстывал тело медной бляхою со звездой. Но я… Я улыбалась.

Чтобы выжить.

335

…Сквозь бусы можно было разглядеть часть круглого стола и огромную хрустальную пепельницу на нём,

утыканную белоснежными, фасонно поджатыми с двух сторон, окурками

с ярко-красными отпечатками губной помады.

Выдыхаемый табачный дым качался, мягко сталкивался — и разъединял курящих матерей. Но он же, общий дым, объединял их в разговоре –

соответственно — закону — единства — и — борьбы — противоположностей — должно — быть.

Ксенья Петровна Барыбина принялась растирать острые свои локти, вздёрнув плечи:

— Есть ли ещё на свете женщины, которые бы так люто ненавидели любовь, как мы, прошедшие сквозь… это? Не знаю…

— Ну, зачем? — миролюбиво прервала её Анна Николаевна Цахилганова, мучаясь от неприятных, не нужных ей подробностей. — Ваше положенье теперь в Карагане достаточно высокое. Кому она нужна, эта ваша правда,

— да — да — с — правдой — вообще — надо — поосторожней — правдой — можно — убить — любого —