5/4 накануне тишины

— Чак, милый, умница! Иди ко мне! Видишь, с Любой что… Да, Чак. Такие вот наступили теперь без тебя времена. Иди сюда! Я слишком давно тебя не видел! Ужасно давно. А, ты пришёл. Хороший мой…

Чак с сожаленьем оглянулся в ту сторону, куда только что увлекал Цахилганова,

— к — омерзительной — жиже — в — чертополохе —

и прижал уши. Наклонив голову, Чак всё же двинулся к хозяину. И упал на передние лапы, подползая… Цахилганов тянул к нему руку…

— Чак! Умница!.. — тосковал он по давней своей собаке.

— Привет-буфет, — проиграл над ним весёлый, легкомысленный саксофон. — Чего ты там, на полу, потерял?

381

Цахилганов вздрогнул — и вскочил.

— Сидишь, значит, сиднем, как паралитик? — проговорила из полуоткрытой двери приветливая Сашкина голова в низкой врачебной шапочке и просияла единственным, передним, зубом. — Ты не окочурился ещё тут, Цахилганчик?.. А я к Барыбе. На обратном пути загляну!..Кстати, чем это ты занимался сейчас? Тараканов на полу, что ли, вслух ловил? И как — сбегаются они на твои уго-воры?

— Воры?…Ты о чём?

Прозектор Сашка Самохвалов покрутил пальцем у виска, ещё раз беззаботно улыбнулся однозубым ртом —

и исчез.

А в ушах Цахилганова всё звучало, повторяясь многократно:

— …воры. Воры! Воры!!!

Ворующие — что?

Но тут же сдавленный визг молодой медсестры донёсся из коридора. Потом — невинный смех Сашки. И разудалая фраза его:

— Эх, нет ничего в жизни слаще губ Людки!!!

— …уб Людки… — машинально повторил присмиревший Цахилганов в палате.

Он втянул голову в плечи, раскачиваясь на табурете. Обрывки чьих-то фраз раздражали слух, словно добивали Цахилганова нарочно.

— Ублюдки. Мы. Ублюдки,

…пос-ле-революць-онные.

382

М-да, припечатала тогда их, троих, бывшая заключённая Ксенья Петровна Барыбина. И больнее всех — сына.

С Сашки-то Самохвалова всё слетело как с гуся вода.

А вот для юного Цахилганова это повлекло весьма странные последствия.

Наплакавшаяся в тот злополучный день мать его, пришедшая от Ксеньи Петровны, не могла ничего рассказать отцу, потому как был он в длительной командировке: Константина Константиныча срочно вызвали к Суслову. Должно быть, там полковник Цахилганов переволновался. И сразу же оказался на длительном лечении в подмосковном Голицыне –

в замечательном профильном госпитале, на берегу тихого пруда с деревянным мостом.

Но история с Марьяной взбудоражила весь Караган, она неминуемо должна была докатиться до Цахилганова-старшего рано или поздно. Анонимная жалоба каких-то девиц, не принятая в местную печать, ходила, однако, по рукам среди населения:

о прошлых балах поговаривали…

И Цахилганов-младший чутко сторожил день отцовского приезда —

это знает всякий умный подлец: опередивший другого в подаче информации выигрывает всегда!

383

Временно ночующий теперь не в квартире номер тринадцать, а в родительской,

— готовить — работу — по — квантовой — физике — следовало — без — помех —

он увидел однажды поутру чёрный кожаный небольшой чемодан в прихожей. На кухонном столе лежали два огромных шишкастых пакета с зёрнами кофе марагоджип. Отец был дома…

И женатый студент Цахилганов, постригшийся накануне очень коротко,

— то — есть — максимально — благонадёжно —

принялся похаживать мимо двери отцовского кабинета, откуда голоса родителей доносились слабо,

словно сквозь толщу воды.

— …Тут на нас налетела было одна девица, но об этом потом, — говорила Анна Николаевна за двустворчатой дверью особым, воркующим, голосом. — Прости, я тебя перебила. Продолжай! Продолжай… Так, бессовестная развратница одна! Отстающая студентка… Я слушаю.

Константин же Константиныч в то самое время глуховато извещал, что генеральское звание ему теперь уж точно не светит — повышение не состоялось. При разговоре скрипели дверцы шифоньера, постукивали ящики стола, шуршала разрываемая бумага.

Потом снова заговорила мать, едва слышно, словно боясь кого-то разбудить. Но вот голос её окреп —

от праведного возмущенья.

— …И эта разгульная девица, не знающая даже, от кого она понесла, придумала историю, будто бы её опоили чем-то таким…

Сдержанный гнев вибрировал в словах матери, прерывался, взлетал вверх и — истаивал в изнеможении.

384

— …Пить надо меньше. Девице, — хмуро перебил её отец, недослушав. — Любе, надеюсь, ничего не известно?

— Любе — что?! — громко возмутилась Анна Николаевна. — Она молодая: даже если узнает, переживёт. А вот я… У меня нервный тик!

— Ох, поговорю я с ним. Не нравится мне эта история!

Грядёт допрос с пристрастием…