Читаем 5/4 накануне тишины полностью

Девочка успела тоскливо улыбнуться ему сверху,

— она — всё — же — напугалась — что — он — забудет — её — и — не — узнает — когда-нибудь — выросшую — не — припомнит — не — разглядит — не — заметит —

закрываясь от ветра плечом. Но платок сорвало с её макушки. И воздушный порыв взметнул её волосы.

Тогда лицо девочки

оказалось вписанным в светлый нимб,

широко и страшно трепещущий на ветру.


269

Помнится, хорошо помнится: она робко взмахнула рукой, в ответ ему, и приоткрыла рот, переживая. Военный в ту минуту, поймавший платок, оглянулся на девочку — и перестал быть печальным. Потом он встревожено уставился с машины на него, бегущего изо всех сил, вспотевшего и отстающего всё больше. Но мальчик всё равно бежал —

до тех пор, пока не упал и не расшиб коленку до крови.

Улетающая в горизонт, машина уменьшалась на прямом, как стрела, пустынном шоссе,

раскачивая зелёным бортом:

«Пьяный за рулём — преступник!»

Она ещё не пропала в степной дали, а у него, сидящего на дороге, в пыли, была теперь своя, отдельная, девочка, которую не видел никто из здешних!

Перед сном он чувствовал всякий раз, как сильно она думает о нём тоже, и морщился счастливо. И ему надо было сделать ради неё что-то особенное — непременно. Тогда он нащупывал под подушкой жёсткую гнутую отмычку, сделанную из велосипедной спицы, которую можно было просовывать в щель, нажимать рычаг в автомате для газированной воды и пить её, дымящуюся, с сиропом, бесплатно. «Ладно, — щедро обещал он девочке. — Выброшу спицу утром!»

И далёкая девочка улыбалась ему, засыпающему,

и кивала благодарно и радостно —

пока не начинал во сне дуть сильный, холодный ветер. Взметнувшись, он раскидывал её волосы страшным шевелящимся нимбом.


270

Цахилганов усмехнулся. И это всё, мальчик?

Это — всё, что тебе захотелось проиграть на прощанье себе, взрослому, на маленькой, детской своей, игрушечной пианоле —

с — деревянными — клавишами — нещадно — расцарапанными — мстительным — красным — котом — упругим — как — пружина — быстрым — как — молния — свирепым — как — не — знаю — что — котом —

напоследок?

Но мальчик скривился. Он не хотел узнавать в Цахилганове себя и насупился оттого, что они были одною общей личностью. Мальчик даже как будто обиделся на Цахилганова:

так мало он, видимо, соответствовал тому,

кем должен был стать,

хотя Цахилганов и улыбался себе, маленькому,

довольно приветливо…

Раздосадованный Андрюша резко взъерошил пятернёй свой серый короткий чуб, отвернулся и исчез.

Да чем уж ты так недоволен? Будто сам изумительно хорош! Хотел пожертвовать ради девочки самое дорогое — отмычку для газировки? Ну и что? Велосипедную спицу, специально и хитро изогнутую, ты ведь так и не выбросил! Октябрёнок хренов. Утром вытаскивал её из-под подушки — и думал: «Ладно, ещё один только день попью бесплатно, а вот завтра…»

Она же всё равно ничего не узнает!


271

Да, прилежный, благостный, на скрипочке-четвертушке знай себе пиликал,

причёсанный на косой пробор,

— как — под — горкой — под — горо-о-о-о-й — торговал — мужик — золой…

А потом,

— тётечка, не опускайте три копейки, давайте я вам за них с тройным сиропом налью —

сколько он потом заработал жёлтых липких монет этой отмычкой? Много. Много. И у него появилась своя касса в старой отцовской пятипалой перчатке:

никто всё равно ничего не узнает…

Потёртая перчатка хранилась в детской комнате, на перекладине, под крышкой стола.

И снова он шёл домой с тяжёлыми карманами — играть,

— тор — го — вал — му — жик — зо — лой —

на тёплой, ласковой скрипке.

Он не знал тогда, что всё наторгованное становится золой рано или поздно…

И, вымыв руки, подвязывал смешную чёрную подушечку под подбородок,

чтобы скрипкой не натереть ключицу— до синяка.

До кровоподтёка!!!

Мать — очень — боялась — что — без — подушечки — у — сына — может — образоваться — кровоподтёк!


272

Брысь. Брысь, красный кот, глядящий из каждого тёмного угла зелёными светящимися глазами.

Трёхглазый Патрикеич, брысь!

Отвернись от взрослого Цахилганова, мыслящее всевидящее пространство: довольно!

…И всё же странно: была какая-то проехавшая мимо водокачки девочка —

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза