Очередной взлет иллюзий и планов в отношении призвания социологии в советском обществе связан с горбачевской перестройкой. Дискредитация всего пакета обязательных социально-идеологических дисциплин и ореол социологии как незаслуженно гонимой науки впервые создают предпосылки для содержательного изучения западного опыта социальной мысли и социального исследования вне шаблонов чисто идеологической критики. Но здесь же вновь возникает и проблема связи проектной и аналитической функции социального знания, т. е. по сути дела - о судьбе все того же манящего призрака социологического мессианизма. Процесс глубокого разлома общественных структур обнажил многие скрытые пласты социальной реальности, привел к выходу на поверхность и сделал предметом общественного внимания подспудные и потаенные механизмы поддержки власти, баланса интересов, формирования унифицированных стереотипов мышления и пр. Тем самым как будто создаются совершенно уникальные возможности развития социологического познания - и здесь же обнаруживается принципиальная неподготовленность социологии к ее использованию. Категории и средства исследования, сформировавшиеся в рамках западной социологии, не вполне адекватны для моделирования существенно иной социальной реальности - в особенности в ее кризисных, дестабилизированных формах. По-видимому требуется разработка ряда специфических категорий анализа дефицитарных социально-экономических структур, абсолютизированного бюрократического господства, унифицированного формульного менталитета и др. Притом особо важна не статика, а динамика, точнее говоря - процессы трансформации, переоценки, саморазрушения подобных структур.
Но вместе с ними распадаются и иллюзии в отношении социально-научного мессианизма и традиционного для отечественной культурной традиции ожидания социального чуда: просветительски-модернизационный мессианизм исчерпал себя. Наиболее перспективной становится лишенная иллюзий социология рационального и критического анализа общества, которая могла бы в известной мере содействовать формированию рациональных форм общественного самосознания, развитию социально-научного языка. Более значимыми становятся также запросы в отношении прикладных направлений социологического исследования, в частности изучения общественного мнения, специальной статистики, конфликтов.
Социологической является любая речь, направленная на отображение социальной жизни и представляющая минимальную степень соответствия реальности и логике. Я оставляю в стороне вопрос об отношениях, между социологией и реальностью. При этом я не останавливаюсь специально на различных концепциях реального, которые позволяют, по мнению их авторов и приверженцев, отражать социальную жизнь. Мне не безразлично знать - поскольку это одна из задач социологии, - определяется ли социальная жизнь материальными и экономическими структурами, борьбой классов, стратегией возвышения и установления равновесия в отношениях между различными частями классов, семейными формами, игровыми категориями, разобщенностью наций, полов, поколений, религий, трудовой деятельности, профессий, регионов, историей возникших различий и их переплетением, знать, подчиняется ли реальное марксистской топике, универсальным правилам союзов и запретов, системам представлений. Однако в данном случае я предпочитаю задаться вопросом о той связи, которую социология устанавливает с реальностью как дисциплина, поскольку эта решающая связь закрепляет социолога в его предмете и диктует ему его последующие действия и от отношения социолога к обществу будет зависеть отношение к обществу со стороны социологии.
Идеальный тип Макса Вебера, или Как без угрызений совести исказить действительность
«Связь, которую социология как дисциплина устанавливает с реальностью…» Бросающееся в глаза единственное число в этой фразе не должно вводить в заблуждение, относительно возможности единого подхода к реальности, ни относительно единства социологии.