50 музыкальных шедевров. Популярная история классической музыки

У Чайковского всего три фортепианных концерта, но Первый во много раз превосходит другие два по популярности.

Премьера концерта состоялась зимой этого же года в США (Бостон), первым исполнителем его стал ученик Ференца Листа, известный немецкий пианист и дирижер Ганс фон Бюлов. Ему Чайковский и посвятил свое сочинение, исправив первоначальное посвящение Сергею Танееву, который впервые сыграл это сочинение в Москве.

Фортепианный концерт, как и опера — неумирающий жанр классической музыки. Его всегда любила, любит и будет любить публика за эффектную виртуозность, музыкальное разнообразие (в концерте обычно три контрастные части) и роскошь звучания: симфонический оркестр и рояль — очень удачное сочетание. Кроме того, в концерте есть интрига взаимодействия двух сторон — солиста и оркестра, отношения которых меняются от противостояния (слово concert переводится с итальянского как «состязание») до полного единения.

История великих фортепианных концертов началась с Баха (еще в клавесинную эпоху), продолжилась Моцартом и Бетховеном, затем романтиками — Шуманом, Листом, Шопеном, Григом. Концерт Чайковского стал первым русским фортепианным концертом, который смог конкурировать с признанными классическими шедеврами этого жанра.

Однако этот факт был признан далеко не сразу. Более того, рождение концерта было встречено не овациями, а самой уничижительной критикой. Вкратце эта известная история выглядит так:

Чайковский написал свой Первый концерт довольно быстро, за два месяца. Но поскольку он, в отличие от всех вышеперечисленных композиторов, не был пианистом-виртуозом, сочинение фортепианной партии далось ему нелегко. Задача состояла в том, чтобы соблюсти баланс между технической сложностью, эффектностью и удобством исполнения. И хотя Чайковский в целом был доволен результатом и впоследствии считал этот концерт одним из лучших своих сочинений, он нуждался в советах опытного исполнителя.

Первый, кому он показал свой новый опус, был Николай Рубинштейн — лучший московский пианист, основатель и директор Московской консерватории, покровитель и друг Чайковского, очень много сделавший для его карьеры. У Чайковского не было сомнений в том, что именно Рубинштейн представит его новое сочинение русской публике и собирался посвятить ему, как первому исполнителю, свой концерт.

Для него было полной неожиданностью то, насколько враждебной оказалась реакция Рубинштейна. Чайковский описал эту сцену так:

«Оказалось, что концерт мой никуда не годится, что играть его невозможно, что пассажи избиты, неуклюжи и так неловки, что их и поправлять нельзя, что как сочинение это плохо, пошло, что я то украл оттуда-то, а то оттуда-то, что есть только две-три страницы, которые можно оставить, а остальное нужно или бросить или совершенно переделать…

Ну, словом, посторонний человек, попавший бы в эту комнату, мог подумать, что я маньяк, бездарный и ничего не смыслящий писака, пришедший к знаменитому музыканту приставать с своей дребеденью…

Я был не только, удивлен, но и оскорблен всей этой сценой… „Я не переделаю ни одной ноты, — отвечал я ему, — и напечатаю его в том самом виде, в каком он находится теперь!“. Так я и сделал» (из письма Н. Ф. фон Мекк).

Трудно сказать, чем была вызвана эта отповедь Рубинштейна, тем более, что очень скоро он полностью изменил свое отношение к концерту и не раз выступал с ним в России и Европе. Тем не менее его критика запала в сознание Чайковского и сильно осложнила исполнительскую судьбу этого сочинения.

Чайковскому пришлось искать другого пианиста с хорошей репутацией и выдающимися техническими данными, поскольку концерт получился очень сложным. Один из немецких коллег Чайковского по консерватории (пианист Карл Клиндворт) посоветовал ему написать в Германию Гансу фон Бюлову. Тот как раз собирался ехать с гастролями в США и согласился включить это сочинение в свой репертуар. В результате получилось, что американская публика услышала этот концерт раньше, чем русская.

Впервые концерт Чайковского прозвучал (дважды) в Бостоне с большим успехом. Бюлову пришлось повторить на бис финал. Спустя пять дней в Нью-Йорке еще два исполнения прошли с настоящим триумфом. Для Бюлова не было сомнений в том, что это «настоящая жемчужина» и подарок для всех пианистов, о чем он написал Чайковскому.