544 килокалории. Сборник рассказов

– Ниче нет, – сказал тощий, обшарив карманы Сабыра.

– Че убегал, убогий? – угрожающе спросил громила. Сабыр неопределенно пожал плечами.

– Испужался, бедняжка? – вновь захихикал тощий. Сабыр затравленно кивнул. Громила с презрением сплюнул и развернулся. Вместе с ним удалился тощий. Сабыр глядел им вслед и чувствовал, как по щекам, смывая уличную грязь и шоколад, текут горючие слезы. Он поднял голову к небу, затянутому густым покрывалом смога. Где-то там перемигивались невидимые ему звезды, на которых жили счастливые загорелые люди.

Сабыр плакал. Сегодня он съел свою мечту.

Фьюти Фью

Я не видел толпу страшней, чем толпа цвета хаки…

Сначала ушли добровольцы. Они прошествовали мимо бравым строем, уверовав в собственную непобедимость и скорое триумфальное возвращение. Девушки бросали им цветы и трогательные улыбки, а Фьюти с чувством давил на клавиши портативного синтезатора, ощущая причастность к высокому подвигу. Взгляд выхватывал в людском море светлые, полные еще жизнью и молодостью лица, короткие и трогательные сцены прощания с любимыми и матерями. Хрипели в патриотическом надрыве мегафоны, гудели нетерпеливо машины, увозившие смельчаков выполнять священный воинский долг. Последний доброволец вырвался из объятий возлюбленной и под многоголосый крик толпы лихо запрыгнул в кузов грузовика.

– Когда вернусь, сыграешь танго! – крикнул он Фьюти.

– Фьюти фью! – радостно подтвердил Фьюти. Он играл марши, Фьюти умел это делать.

За добровольцами потянулись мобилизованные крепкие мужчины среднего возраста и рабочих профессий. Их провожали женщины с горькими складками у губ и зареванные дети, с которыми матроны рыдали в унисон, и непонятно было, чья слеза упала на плац первой под тревожный вой сирен и протяжный бабий плач, терзающий души. В сторону приближающегося фронта ползли бригады суровых неспешных мужчин, они подбадривали друг друга матерными шутками, тщетно пытаясь побороть трепет перед неизвестностью. Фьюти салютовал уходящим, крепко прижимая к груди инструмент.

– А шансон могешь? – крикнул ему кто-то из толпы.

– Фьюти фью! – утвердительно кивнул Фьюти. Он играл марши, Фьюти умел это делать.

Человеческая река мелела, и грозная некогда полноводьем журчала теперь тихонько бледным ручейком. За горизонтом громыхала приглушенными басами далекая еще канонада, к которой потянулись теперь бывшие лакеи и лавочники, посеревшие пиар-консультанты и бледные менеджеры по закупкам. Кто-то мрачно молчал, кто-то потрясенно кудахтал, а кое-кого страх заставлял биться в истерике, в унисон громкоговорителям, под которыми собирались, чтобы услышать фронтовые сводки. Фьюти перестал смотреть на лица, и глядел, преимущественно под ноги. Один из уходивших тронул его за плечо.

– Маэстро, не сыграть ли тебе вторую Шопена[4]?

– Фьюти фью! – неопределенно ответил Фьюти. Он играл марши, Фьюти умел это делать.

Под последнюю волну мобилизации попали согбенные пенсионеры и старшеклассники. Многие уже бывали на плацу, провожая близких, а теперь уходили за ними. Мобилизация скребла по сусекам, чтобы бросить в горнила войны последнюю вязанку человеческого хвороста, поэтому забирали всех, кто имел полный набор конечностей.

– А ты чего стоишь? – крикнул Фьюти офицер.

– Фьюти фью? – растерялся тот. Офицер раздраженно взмахнул стеком, и Фьюти бросили в теплушку. Всю дорогу он играл марши. Фьюти умел это делать.

Их выгрузили в поле у окраины маленького городка. Свистел холодный ветер, разгоняя дым с черных пепелищ, вдалеке страшно и зло грохотало. У насыпи медленно, словно в полусне, возились жуками смертельно уставшие люди в черных ватниках с белыми повязками на рукавах. Они укладывали в освободившиеся теплушки продолговатые и чем-то очень знакомые подсознанию предметы, сложенные рядами у шпал. Со стороны казалось, что странная команда загружает состав бревнами, зачем-то упакованными в черный и синий пластик. Плотная пленка на одном из предметов разорвалась, и на грязный пол теплушки вывалилась окровавленная рука с обручальным кольцом на безымянном пальце.

Машинист что-то кричал и махал рукой в сторону, откуда прибыл состав. Офицер зло орал в ответ, рука теребила кобуру, лицо покраснело, но по какой-то причине он в короткой и неприятной для него дискуссии не был убедителен. Машинист скрылся в кабине локомотива, и состав подался назад, не дожидаясь, когда в теплушки загрузят оставшиеся на насыпи тела.

– Трусливая тварь, – с ненавистью резюмировал офицер, а в небе над ним мелькнули стремительные тени. «Воздух!», – крикнул он и упал в снег. За ним повалились кулями пожилые часовщики и инвалиды, школяры и ночные сторожа. Фьюти в недоумении вертел головой. В стороне тоскливо и жалобно гудел локомотив, не успевший убежать за поворот.

– Ложись, курва! – офицер лягнул музыканта, сбив с ног. Тот рухнул, едва не разбив о твердый промерзший грунт синтезатор.

– Фьюти фью! – возмущенно пискнул Фьюти, но офицер ничего не ответил, а только закрыл голову руками.