Г-жа Бержере.
Странный у вас вкус, — любите пережаренное мясо. Не понимаю, что за удовольствие есть уголь. Котлеты поджарены как раз в меру.Полина.
Может быть, у тебя и дожарена. А у меня она — в прославленном стиле Евфимии — сплошные контрасты, как у художников из группы «неистовых»: жженая сиена и киноварь.Г-жа Бержере.
Возможно. Но, если кто недоволен, надо сказать мне, а я уж сделаю замечание прислуге. Иначе, откуда же быть у меня необходимому авторитету… Мой отец никогда не вмешивался в хозяйство. И дом был в порядке…Евфимия
Бержере.
Очень благодарен. О, на этот раз вы, Евфимия, достигли совершенства и даже превзошли его. Мысль, что ешь мясо несчастных животных, вызывает отвращение. При виде же такой котлеты забываешь об этом, — настолько она далека от животного и приближается к минералу.Г-жа Бержере.
То — недожарена, то — пережарена. На вас не угодишь!Бержере.
Нет, я доволен, дорогая, доволен, но, видимо, не умею это выразить. Тут — недоразумение, обидное недоразумение.Г-жа Бержере.
Сколько шуму из-за котлеты! Неужели нет более интересной темы для разговора?Бержере.
Есть, конечно есть — интересные разговоры еще будут, вот увидите.Г-жа Бержере.
Сегодня утром часы на здании префектуры остановились. Вот уж, верно, господин Денизо был недоволен! Он всегда проверяет часы по префектуре.Бержере
Г-жа Бержере
Полина.
Нет, мама, я смотрю на панно над дверями.Г-жа Бержере.
Ты с ума сошла! Ну, как это возможно! Вот уж три года, как мы живем в этом доме, и вдруг тебе понадобилось разглядывать живопись на панно, когда мы сидим за столом! Что ты нашла там нового?Полина.
Ничего, мама.Бержере.
Панно действительно красивое. Это все, что осталось здесь от крыла старинного особняка, построенного при Людовике Пятнадцатом откупщиком налогов Поке де-Сент-Круа.Г-жа Бержере
Полина.
Здесь есть сад.Г-жа Бержере.
Подумаешь! Очень он нужен на окраине.Полина.
Посмотри, каким красивым венком из виноградных листьев венчает нимфа голову Силена.Бержере.
Тебе нравится? Я дарю этот венок тебе, дочка, как в свое время, когда я был маленьким, мать подарила мне розу [150].Полина.
Ты был маленьким?Бержере.
Совсем маленьким. Моя мама проводила целые дни за рабочим столиком, в спальне, где были обои, усеянные розами. Розы были в бутонах, нераспустившиеся, скромные, все — одинаковые и все прелестные. Раз как-то, отложив вышивание, она взяла меня на руки и, показав цветок на обоях, сказала: «Дарю тебе эту розу». И, чтобы распознать этот цветок, она иглой нацарапала на нем крестик. Никогда ни один подарок не доставлял мне больше радости.Полина.
Спасибо за виноградный венок, папа.Г-жа Бержере
Полина.
Поцелую, мама.Бержере.
Жюльетта, хочешь гирлянду из виноградных листьев?Жюльетта.
Какую гирлянду?Евфимия.
Сейчас, барышня.Полина.
Папа, я уверена, что ты был необычным ребенком, — ты уже тогда был особенным.Бержере.
Нет, но я был веселым. Домик у нас, хоть и очень скромный, был такой уютный и приветливый. Жизнь там шла по заведенному порядку, простому и обывательскому, общему для всего мирка нашего квартала. Проходил один радостный день, и неизменно наступал другой. Рождество с традиционной индейкой, начиненной трюфелями, Крещение с пирогом, в котором запечен боб, дающий королевство, масленица с блинами. И всякие годовщины и дни варки варенья… Тогда от больших медных тазов шел кислый и горячий аромат смородины, наполнявший весь дом. И привычные вещи были такие уютные, добротные и ласковые.Г-жа Бержере.
Полина, сиди прямей: ты буквально вдвое согнулась!Полина.
Хорошо, мама. Значит, ты был очень веселым ребенком, бедный мой папочка! А какой была тетя Зоя, когда она была молодой?