Я растерялся. Предложение о переводе почти в Ленинград было очень заманчивым, но мне казалось, что я могу рассчитывать на большее. Ведь я хотел не просто попасть в Ленинград, но и получить интересную работу. Мне же предлагалось исполнение второй части мечты отложить на неопределенное время.
Я помнил, что человек, давший указание полковнику решить вопрос о моём переводе, мог дать любое указание, поэтому надо было добиться желаемого результата с первой попытки. Второй раз запустить этот механизм не удастся, думал я, и то, что полковник сейчас говорит о временной мере, безусловно, станет мерой постоянной.
— А почему вы сейчас говорите об этой части? — спросил я после некоторой паузы, — со мной был разговор о переводе, но об этой части мы не говорили.
Я покосился на напряженную спину командира смен. Тот не дышал, боясь пропустить хотя бы слово из сказанного.
— Потому, что это временно. Потом мы вас переведем туда, куда вы просили.
— Может быть, лучше тогда не торопиться, я решить этот вопрос сразу и без промежуточных вариантов?
Моё упорство, больше похожее на упрямство, продемонстрированное, как мне казалось, в достаточно корректной форме, начало раздражать полковника Бордачева.
И он пустил в ход последний аргумент:
— Такое указание дал Владимир Федорович Толубко.
Я замолчал. Против такого аргумента возразить было нечего.
— Ну, раз он дал такое распоряжение, значит, его надо выполнять. Я, безусловно, выполню этот приказ. Когда он будет подписан?
— Приказ будет примерно через месяц. До свидания, — холодно попрощался Бордачев.
— До свидания, товарищ полковник, — ответил я ему и, услышав сигнал отбоя, положил телефонную трубку.
Через три дня мне пришла телеграмма, приглашающая на телефонный разговор с родителями.
Ближайший переговорный пункт находился в городе Приозерске, административном центре центрального полигона, находящемся в двадцати километрах от нашей воинской части.
После трех часов ожидания, получив приглашение зайти в кабину для переговоров, я услышал папин голос:
— Что ты там такое наговорил полковнику из Москвы?
Услуги связи стоили дорого, поэтому нам надо было уложиться в пять заказанных минут и поэтому папа сразу начал с главного.
— А откуда ты знаешь, что я разговаривал с полковником? — в свою очередь спросил я. Слышимость хоть и была плохой, но разобрать слова было можно.
— Звонила Сильва из Москвы. Понимаешь, — тут папа запнулся, — Я её такой никогда не видел, у неё была настоящая истерика.
— Ты считаешь, что это из-за меня? — Я не понимал, в чём может состоять моя вина.
— Ну да, этот полковник доложил, — папа сделал паузу, — Ну, ты понимаешь, кому он доложил?
— Понимаю.
— Ну, так вот, он доложил, что ты с ним разговаривал очень высокомерно, что с ним даже генералы так не разговаривают. А тут какой-то старший лейтенант… Сильва всё время повторяла эту фразу, что с полковником даже генералы так не разговаривают.
— А что, этот полковник с Сильвой разговаривал?
— Ты что, не понял, кто с Сильвой разговаривал? — папа начал сердиться.
— Что, сам? — и я непроизвольно посмотрел наверх.
— Вот именно, что сам, — ответил папа.
Возникла пауза, но молчать было нельзя, время тикало, деньги шли.
— Я с ним высокомерно не говорил. Он предложил мне перевод в Красное Село, я попробовал отказаться, но он сказал, что решение уже принято и я взял под козырёк. Вот собственно и всё.
— Но Сильва представила это совсем иначе.
— Папа, если хочешь, я ей напишу письмо и попробую всё объяснить.
— Ладно. Я сам как-нибудь…
В это время в телефонной трубке раздался скучный голос телефонистки:
— Ваше время истекло.
Теперь я уже не знал, надо ли готовиться к отъезду из Сары-Шагана. Однако, через два месяца в нашу часть пришёл приказ о моём переводе и в конце декабря 1978 года я прибыл в войсковую часть 14108.
Через месяц в Ленинград пришёл контейнер с домашним скарбом, я пошёл к командиру части с рапортом о предоставлении служебной квартиры, надеясь, что мне, хотя бы, дадут место для разгрузки прибывшего контейнера. Мне, действительно, разрешили разгрузить контейнер в пустующую трехкомнатную квартиру, которую спустя неделю предоставили для заселения. Так я оказался на восемь лет жителем военного городка между Пушкиным и Красным Селом, состоящим на тот момент из одного жилого дома и одного общежития.
Был май 1979 года, когда папа в письме сообщил, что со мной хочет встретиться генерал Клебанов, который через месяц будет в Ленинграде. Я позвонил генералу и Вениамин Самуилович пригласил меня приехать к нему в гостиницу «Европейская».
Я надел свою новую военную форму, где-то раздобыл бутылку коньяка и отправился в гости к генералу.
Номер гостиницы, в котором остановился Клебанов, меня поразил. До этого я не видел гостиничных номеров, в которых была бы не одна комната, а целых две.
В большой комнате, на большом круглом столе громоздилась батарея бутылок с невиданными этикетками. Мой коньяк, присоединенный к этому набору, выглядел как и я сам в компании с генералом и несколькими полковниками.