60 дней по пятидесятой параллели

Шубин получил высокое звание Героя Социалистического Труда, а Иван Михайлович Третьяк награжден орденом Ленина. Многому можно поучиться у этих простых людей — настойчивых, целеустремленных, вечно ищущих новых путей.

Располагаемся на отдых на краю усадьбы совхоза, у глубокой балки Шолоканкаты. На дне ее, в пруду купаются солдаты и ребятишки из совхозного поселка, загорелые, как негритята. У нашей палатки примостились на корточках три русоволосые, круглолицые, голубоглазые девчоночки лет по семи. В простеньких платьицах, босоногие и смешливые.

Девочки с любопытством рассматривают голубую машину, оранжевую палатку и Виктора Николаевича, едва вместившегося в нее. Подталкивают друг друга, перешептываются. Наконец самая шустрая, с живыми васильковыми глазками, спрашивает:

— Дяденька, а где вы живете?

— Везде… так и хожу по свету, — серьезно отвечает Виктор Николаевич, показывая громадный лыжный башмак.

Девочки затихают. Вероятно, большой гость кажется им великаном.

— А… как вас зовут? — тихонько спрашивает все та же девчоночка посмелее.

— Меня?.. Гулливер…

Высокий дяденька подымается во весь рост и шагает через кочки огромными шагами.

— Батюшки! Гулливер! Нам читали про вас! — всплескивают загорелыми ручками малышки. Во все глаза разглядывают они настоящего Гулливера. Он пришел к ним, в дальний степной совхоз, прямо из любимой книжки.

До ночи просидели девочки у походной палатки и слушали, слушали удивительные рассказы. Мы представили, как наутро они прибежали после ночи, полной волшебных сновидений, и не увидели уже ни походного шатра, ни голубой машины. Осталась лишь примятая полынь там, где стоял чудесный шатер. Может быть, на всю жизнь запомнят три маленькие степные феи встречу с живым Гулливером…

А мы уже далеко. Мимо плывут пшеничные поля совхоза. Кажется, нет конца волнистому золотому морю, пшеница только созревает. Стебли ее невысокие, в июне дул суховей. И все-таки колос наливистый. Центнеров десять дадут эти поля с гектара.

Неожиданно выезжаем к полевому стану двенадцатой бригады. Вагончики с лозунгами расставлены квадратом. Будка-столовая, читальня. Поодаль палатки, поставленные в каре. Это походное жилье полевых бригад. Пусто. Все в поле и на току. Ток чернеет вдали среди желтых пшеничных полей. Туда со всех сторон бегут машины с первым зерном.

— Вот это ток!

Широкая полоса утрамбованной земли тянется на добрые полкилометра. Выровнена она бульдозерами и укатана машинами. Ток похож на аэродром.

Подъезжаем к высокому валу золотого зерна. Он удлиняется на глазах: то и дело подкатывают автомашины. Проворные руки откидывают задний борт, загорелые парни и девушки быстро сбрасывают шумящее зерно. Зерно крупное, стекловидное. Великолепная твердая пшеница. Скоро золотой вал зальет весь ток — в бригаде засеяно сорок три квадратных километра вспаханной целины.

Здесь целый интернационал: казахи, русские, украинцы, латыши, белорусы. Платочки, косынки, кепки, береты, войлочные, соломенные и фетровые шляпы. Смуглая казахская девушка ссыпает вместе с подругами зерно с машины. Работает споро и молчаливо. Платок повязан по-казахски, ситцевое платье старинного покроя. Кажется, что она только что вышла из кочевой юрты.

Это Катя Кугушева из соседнего аула. Девушка недавно поступила работать в совхоз и уже освоилась в бригаде. Крупное земледелие меняет весь уклад жизни коренных обитателей степей — казахов кочевников. Круто меняются судьбы людей. Покидая юрты, казахские юноши садятся за руль тракторов, комбайнов, машин; девушки идут в полевые бригады и на фермы. Шире и шире разливается в Казахстане море хлебов.

Появляются верблюды, они шагают чинно и важно, везут тележку с бочкой. На одном из них — водовоз. Его встречают шутками, прибаутками, звонким смехом.

Незабываемая картина! Верблюды и легковая машина с модным багажником, грузовые машины, усовершенствованные зернопульты и полоса еще не вспаханной ковыльной степи среди пшеничного поля, которому не видно конца и края, золотой вал зерна и пестрая команда целинников…

Ток скрывается в облаках дорожной пыли. Спускаемся ниже и ниже в Прикаспийскую низменность. Пересекаем восточный ее борт. Где-то близко озеро Челкар.

Но пробираемся мы к нему долго. Подводит карта-миллионка: на ней рыбозавод обозначен между двумя речками. Прокладывая к нему путь, мы уперлись в непроходимые соленые топи. Насыпь через эту топь и речку осталась незаконченной.

Сломанный бульдозер сиротливо темнеет на берегу. Рыбозавод виден совсем рядом, за стеной камыша — плоскокрышие домики, утыканные радиомачтами. Но дороги туда нет.

Небольшой аул приютился по эту сторону топи. В ауле одни женщины и дети, мужчин не видно, вероятно, рыбачат на озере. По-русски женщины почти не говорят, но кое-как объясняемся: на завод машиной возможно проехать только в объезд — вернуться на старую дорогу и спуститься по другой стороне речки.

Крюк километров семьдесят! Что же делать?