60 дней по пятидесятой параллели

«Суворов с любопытством расспрашивал плененного мятежника о его военных действиях и намерениях», — заканчивает поэт главу о Пугачеве, почти не скрывая своей симпатии к предводителю народного восстания.

Краевед читает указ Екатерины Второй, скрепленный собственноручной подписью императрицы 16 января 1775 года: «…для совершенного забвения на Яике последовавшего неприятного происшествия самую реку Яик переименовать в Урал по причине той, что оная река протекает из Уральских гор, и Яицкий городок впредь Яицким не называть, а называть отныне Уральск».

— А вместо вольности, — говорит наш гид, — уральские казаки получили лишь право не платить пошлин. В XIX веке собственность, богатство окончательно расслоили казачество. Выдвинулись крупные скотоводы, богатеи, военная казачья верхушка, и уже никакой казачий круг не вернул бы «равенства прав» — незримой паутиной опутали богатеи все станицы. И когда Чапаев принес на своих знаменах волю, за которую бились, проливали кровь разинцы и пугачевцы, казацкая верхушка многих казаков сманила в стан врагов.

Каждая эпоха оставила след в архивной комнате. Краевед извлекает из шкафа тонко исполненные барельефы под стеклянными крышками.

— Федор Толстой? В Уральске?!

Это были чудесные гипсовые барельефы, выполненные современником Пушкина президентом Академии художеств Федором Толстым в честь победы в Отечественную войну 1812 года.

— А вот еще реликвия… — Краевед ставит на полированный ящичек небольшой портрет, сделанный карандашом. — Прочтите подпись художника.

— Тарас Шевченко!

— Портрет уральского журналиста Савичева… Тарас Шевченко написал его в Уральске в 1850 году, следуя к месту ссылки. Здесь же он подружился с поэтом петрашевцем Плещеевым, тоже разжалованным в солдаты и отбывавшим ссылку в казармах Уральского гарнизона.

Прощаемся с любезным краеведом, он приоткрыл перед нами завесы прошлого. Включаем лампу-вспышку и снимаем бородатого смотрителя, старого уральского казака у пугачевских пушек, отлитых на горных заводах Урала. Они были найдены при случайных раскопках. Казаки во время разгрома восстания зарыли их…

Марию Никитичну Бондареву мы встретили в тот же день в небольшом домике уральского областного отдела водного хозяйства. Она заведует этим отделом. В цветастом платье, полная, энергичная, эта женщина успевает выполнять сразу несколько дел: обсуждает какие-то служебные неурядицы, отвечает по телефону, возмущается волжанами, захватившими Варфоломеевской плотиной сток Малого Узеня, рассказывает о спорах в водораспределительных комиссиях.

— А ведь под боком у вас целое море Большой Волги. Вода по Еруслану прошла треть пути до Узеней. Руки приложить только осталось. А ваши саратовцы и в ус не дуют, на Большую Волгу внимания не обращают, строят в верхнем течении Узеней еще несколько плотин, намечают закрыть сплошной дамбой речки, питающие Чижинские разливы…

Мария Никитична раскраснелась, сердится:

— Не по-коммунистически все это решается, не по-хозяйски, как будто не существует соседей, развивающих животноводство в Западном Казахстане, задач, поставленных партией по комплексному освоению природных ресурсов.

Мария Никитична права. Машина пронесла нас через Волго-Уральские степи, мы видели ее острые нужды. Наша собеседница энергично выдвигает ящик стола, достает сложенную карту.

— Вот… полюбуйтесь — правильное комплексное решение проблемы…

— Ба! Знакомый Волго-Уральский канал!

Только на карте Марии Никитичны дальше Узеней вместо пунктира проложена сплошная жирная линия, соединяющая Волго-Узеньский канал с рекой Уралом.

Наши мысли сошлись. Вытягиваем из полевой сумки такую же схему, совершившую путь от Волги, показываем Марии Никитичне, говорим, что и мы считаем строительство Волго-Уральского канала неотложным жизненно необходимым делом.

— Рада, рада слышать… в нашем полку прибыло. Посмотрите, как вокруг этой артерии все у нас сходится.

В перспективе в Западном Казахстане, так же как и у вас в Заволжье, нужно вчетверо увеличить поголовье овец и скота. В засушливые годы планы развития животноводства летят в трубу. Сеем мы, к примеру, около двухсот тысяч гектаров кукурузы, собираем в наши обычные, сухие годы слезы. В среднем по области полсотни центнеров силосной массы с гектара. А с темноцветных почв, которых у нас пропасть в лиманах и падинах, можно брать с орошением, в любой год, в десять раз больше; по два урожая луговых трав, люцерны, суданки, гороха, бобов, риса и проса; по шестьсот центнеров с гектара сахарной свеклы. Ведь солнечного света у нас хоть отбавляй!

Годами говорим, говорим у себя о развитии животноводства, а необходимых мер для этого развития не принимаем. А у нас и у вас одна необходимая мера — вода, большая вода.

— Ну, Мария Никитична, уральцы сложа руки не сидят — видали ваш канал на Кушуме…