60 дней по пятидесятой параллели

На ночь остановились у небольшой речушки. Утомительный путь, душные кабины тракторов, пыль, солнце, слепящее глаза, — все это осталось позади. Смолк грохот моторов, и голоса стали отчетливо слышны в прохладном вечернем воздухе. Стало темным и далеким небо. Где-то высоко зажглись звезды, отразились в реке. Трактористы сидят на траве, ожидая ужина, и негромко переговариваются.

В стороне у костра возится Галка. Над костром висит ведро на перекладине, и она пробует прутиком готова ли картошка. Мы с Зиной «накрываем на стол» — расставляем на траве миски, нарезаем хлеб. Под горой слышатся голоса ребят — они умываются. Можно различить веселый голос Сашки. К машине, на подножке которой со скучающим видом сидит Федя, подходит Лозиков, наш бригадир. Ему лет тридцать, он приземист, с обветренным лицом, кепка низко надвинута на лоб. Говорит громко, голос у него густой, басовитый:

— Что зажурился, Федя? Проголодался, видно? Эй, поварята, ужин скоро?

От реки с полотенцем на плече поднимается Сашка. Подходит к костру, улыбаясь, говорит что-то Гале. Отсюда мне не слышно, но я вижу, как Галя смеется. Сашка подхватывает полотенцем ведро, снимает с перекладины…

Поужинав, сидим у костра. Он уже догорает, стреляя искорками в темноту. Сверху с любопытством поглядывает месяц. Но он такой тоненький и слабый, что света от него почти нет. Трактористы слушают, что рассказывает Лозиков.

— А в войну, братцы, был я заводчиком.

— Заводчиком? Как это?

— Вот слушайте. В колхозе нашем тогда одни бабы остались, мужья-то все на фронт ушли. В бригаде у нас было три трактора. А мужчин — ни одного. Я мальчишкой еще был, лет пятнадцати. На тракторе никогда не работал, но заводить умел. Ну и стал при бабах заводчиком. Заведу им машины, уедут они пахать, глядь, а какая-нибудь бежит: «Заглох, Ваня, трактор, ты уж заведи!» Так и работали.

— А на целину как попал?

— Как попал? Просто. В поезд сел и прикатил. Потом и Мария с ребятишками приехала. Я ведь женился в колхозе своем, семьей обзавелся. Работал трактористом. А стали целину поднимать, решил и я поехать. Думал, подработаю немного и домой вернусь. Но не смог уехать. Все-таки совхоз сам строил, привык, обжился.

Из темноты вышел Митя с охапкой веток, бросил их в огонь. Пламя осветило его. Худощавый, со светлыми волосами. Митя — агроном. Совсем еще молодой агроном. Задумчиво говорит:

— Сидим мы здесь сейчас, среди ночи, среди степей. И ничего вокруг, только мы да степь. Далеко же нас занесло…

Лозиков насмешливо фыркает:

— Занесло! Это перекати-поле ветром по степи носит. Что ж, и тебя так? А на целине ты давно?

— С этой весны. Техникум закончил и приехал.

— Только что кончил? Эх, горе горькое, что ж я с тобой делать буду?

— Но вы же не знаете меня совсем! А я еще до армии у нас в колхозе… — Митя резко поднимается, вздрагивает на лбу светлая прядка.

— Да ладно, не кипятись. Сядь.

Сашкин голос:

— А мне нравится, когда новые места. И новые люди. Ездить везде интересно. Я вот и в Тургай потому отправился.

Иван Лобода неожиданно предлагает:

— Сыграй, Саша, что-нибудь…

Сашка достает баян. Тихо, будто издалека, звучит мелодия, все громче, громче, задумчиво-печальная. Саша склонился над баяном, лицо его непривычно серьезно и красиво. Галя смотрит на пальцы, перебирающие клавиши. Поет баян, слушают его примолкшие трактористы. Кругом ночь, степь.

Сашка поднимает голову, видит Галины глаза, улыбается:

— Что загрустила? Споем?

Оглянется каждый прохожий,
Увидя твой взгляд озорной…

Мы подхватываем:

Дорога, дорога
Нас в дальние дали зовет.
Быть может, до счастья осталось немного,
Быть может, один поворот…

СЕГОДНЯ НАЧИНАЕМ

В брезенте дырка. Как раз над моей головой. Утром, просыпаясь, смотрю в это отверстие. Если небо на востоке начинает краснеть, пора вставать. Сегодня моя очередь готовить завтрак. Осторожно, чтобы не разбудить Зину и Галю, выбираюсь из палатки. Начинаю растапливать печку.

Палатки рассыпались по краю оврага. Внизу, под бугром, течет речушка. На том берегу — юрта, белый войлочный шатер. В ней живет казах с женой и взрослым сыном. Мужчины пасут совхозных овец, женщина занимается хозяйством. Тихими вечерами мы иногда слышим, как она поет. Протяжные, грустные песни.

Обосновались мы здесь несколько дней назад. Выстроились в ряд тракторы, расправили свои острые плечи палатки — полевой стан готов. С центральной усадьбы только что родившегося Бюйректальского совхоза приехал на стан агроном. С Митей и Зиной он разметил клетки — поля, которые нужно вспахать. И вот сегодня начинаем. Завтрак готов. Из палатки высовывается встрепанная Сашкина голова, потом и он сам выбирается наружу.

— Доброе утро, — говорит он мне. — Дай-ка кружку. Сейчас побрызгаю ребят, заспались что-то.