60 дней по пятидесятой параллели

Мне уже приходилось слушать такие соболезнования. «И как вы здесь живете? Глушь, степь, пыль». А я получила вчера письмо от нашей Вали. «Живу в городе, — пишет она. — Здесь кино, театры, концерты. Разве сравнишь с совхозом? А меня опять тянет к вам, туда, где нет ничего этого. И не знаю, почему это так. Может, потому, что там жили все вместе, бригада у нас была такая дружная».

Все вместе — вот, наверное, в чем дело. Это очень важно, когда все вместе. А танцы и кино — это, конечно же, не главное. Почему же говорят, что загубим мы здесь жизнь свою молодую без развлечений? Вот и этот шофер…

И вдруг усатый дядька горячо начинает говорить о том, что нужны, очень нужны целине люди, чтоб приезжали сюда, обживались, оставались бы здесь насовсем.

— Глушь… А ведь от кого зависит, чтобы степь наша глушью не была. Люди здесь нужны. На тракторе, на комбайне работать — тут нам и своего народу хватит. А вот, например, в нашем совхозе больницу построили. Замечательная получилась больница. А врачи? Нет ни единого, даже заведующая — фельдшер. Театров нет! Так ведь и это от людей зависит. Был я в вашем «Кушмурунском», смотрел, какой Дом культуры на центральной усадьбе вырос. Туда бы человека знающего — был бы и у нас театр. Да что говорить. Приезжают такие вот, городские. Покрутилась, повертелась, фыркнула «скучно» и назад — в город.

У шоссе — столбик с табличкой. Это уже «Ленинский». Значит, шоферу сюда.

— Мне вылезать.

— Сиди. Куда в такой буран пойдешь? Подкину тебя до твоего «Кушмурунского».

Вот и опять я не одна в степи, ощущаю теплую руку целинного братства. Наша центральная. Тут уж я почти дома. Почти, но не совсем. Живу-то я не на центральной, а на втором отделении, в трех километрах отсюда. Идти нужно степью. Дорогу замело, а огоньков нашей фермы, обычно так хорошо видных, не различишь за пеленой снега. И ветер сбивает с ног. Приходится идти наугад. Наконец я вышла к поселку. Вот и общежитие. Свет в нашей комнате потушен. Зина уже спит. На столе заботливо оставлена еда. Кружка с молоком прикрыта запиской: «Ужинай! Мы с Анной были сегодня в клубе на репетиции — подготовка к концерту».

В комнате тепло, тихо. И пусть за окном снег, ветер, буран…

ГАЛКА

Наступила моя вторая весна на целине.

Приближалась посевная. Бригада переехала на стан, но пахать еще не начинали — не подсохла земля. Трактористы томились без работы, слонялись по стану, в который раз осматривали свои тракторы. Ярко светило весеннее солнце, и от земли, темной, набухшей, поднимался пар. Этой весной я хотела поработать в поле, но бригадир сказал:

— Нужно идти на кухню, поварихи у нас нет. Поработай пока одна, потом, может, найдем тебе помощницу.

И вместо работы на машине, на вольном ветру, стала я чистить картошку, варить борщ по-казахски, мыть посуду. Это казалось скучным, неинтересным, и работала я спустя рукава, лишь бы отделаться. А тут еще Анна поссорилась с Виктором, помощником бригадира. Они и раньше-то не ладили. Виктор раздражал Анну своей резкостью, злыми насмешками над москвичками, неведомо зачем приехавшими на целину. И наконец, история с нарядами. Виктор попросил Анну выписать нескольким трактористам наряды за ремонт сеялок, которого они в действительности не делали. Анна выписать наряды категорически отказалась.

— Приписывать не собираюсь, — сказала она.

— Но ты пойми, ребята не виноваты, что сидят сейчас без работы. И это не преступление, если ты выпишешь им лишний нарядик.

Анна накричала на Виктора, под конец он тоже распалился, и закончилось это тем, что Анна заявила:

— Работать с тобой в одной бригаде не буду.

— Скатертью дорожка! — крикнул Виктор и, хлопнув дверью, ушел.

Мы говорили Анне, что Виктор не прав, что он и сам это поймет, когда одумается, уговаривали ее не уходить из бригады, но она ничего не захотела слушать и на следующий день уехала. Зина провожала ее до центральной. И с той же машиной, на которой Зина вернулась на стан, приехала в бригаду новенькая — Галка.

— Будет у тебя на кухне работать, — сказала Зина.

Я открыла дверь. У землянки, греясь на весеннем солнышке, сидели трактористы. Перед ними стояла тоненькая девушка в резиновых сапожках и клетчатом теплом платке. Она что-то сказала им, должно быть, веселое, потому что ребята вдруг засмеялись, и подбежала к кухне. Дружелюбно посмотрела на меня:

— Тут мэни и робыть? А ты мое начальство. Да?

И тут же сообщила, что приехала она с Полтавщины — «цылыну захотилось побачить», что зовут ее Ганной, «а дома Галькой звалы», что по-русски говорит она еще не очень хорошо, но научится.

— А що ты варыш? Борщ? Так який же цэ борщ — без бурякив! — Свеклы у меня не было, за ней нужно ехать на склад. Галка выглянула из кухни: к машине направлялся помощник бригадира.

— Витю! Ви-ить! А ну, йды сюды.

Виктор подошел, хмуро спросил:

— Чего кричишь?

— Ты в совхоз? Як будешь назад ихать, заберы буряки. Да не беры, яки попадуться, а выбырай наигарнийши.

— Смотри ты, еще приказывает.

— Як цэ накузую? То ж не для мэнэ, а для брыгады. Зараз я тоби торбу дам, куды буряки класты.

И вручив удивленному Виктору мешок, сказала: