То мы не работаем из-за дождливой погоды, то, наоборот, слишком жарко, и мы лежим в тени недомазанной стенки, а то вдруг отправляемся в поля, за душистыми степными тюльпанами. Но когда увидели однажды, как на позднюю пахоту выезжают со стана тракторы, больше выдержать не смогли. Нашли в столовой Виктора Колодяжного и сказали, что копаться в глине больше не будем.
— Грязь, вода — мы можем простудиться, — торопливо говорит Валька-малявка, — да и толку от нашей работы не будет. Лучше пусть местные женщины из поселка обмажут: для них это дело привычное.
— Не умеем и не будем, — решительно заявляют Лида с Зоей.
— Тракторы пахать ушли, а мы здесь около землянки крутимся, — тихо говорит Зина.
Анна сказала, что она учетчик, и копаться в глине ей-то уже совершенно ни к чему. Когда мы, наконец, замолкли, Виктор произнес настоящую речь. Он говорил о маменькиных дочках и о трудовой дисциплине, о белоручках и нужных на целине заботливых женских руках. Он утверждал, что на стане не место таким, как мы. Мы молчали. Виктор принялся уговаривать, ругал, наконец, потеряв терпение, встал и ушел, хлопнув дверью так, что вздрогнули на столе пестрые головки тюльпанов.
Бригадир речей не произносил. Он негромко и строго сказал, что землянку нужно домазать. И снова мы со вздохами облачились в забрызганные глиной шаровары, надвинули пониже на лоб косынки. И снова — вода, глина, грязь…
Но теперь появилось и новое: мы разделились на две бригады и устроили соревнование «за качество обмазки». Работа уже не казалась такой неприятной. Подошел Сашка, посмотрел на обмазанную нами стенку и вместо очередной остроты сказал:
— А все-таки умеете вы работать, девчата.
Однажды мы возвращались на полевой стан. Издали увидели землянку, она резко выделялась белизной среди черноты распаханных полей. Приятно стало: наша землянка, в ней живут ребята-трактористы, товарищи наши…
ДЯДЯ ФЕДЯ
Комбайны сгрудились на пригорке у речки. Разбросанные во время работы по полям, сейчас они стояли все вместе несколькими рядами. Каждое утро к ним сходились комбайнеры. Они готовили машины к уборочной: заменяли износившиеся части новыми, исправляли поломки.
Июньским утром сюда приехали и мы с девчатами. Механик подвел нас с Анной к одному из комбайнов.
— Будете работать здесь. Дядя Федя, ты где?
— Тут я, — послышался голос из-под комбайна.
— Девчат привел, помогать тебе будут. Да вылези ты, покажись, пусть хоть посмотрят, какой ты есть.
Из-под комбайна показалась голова. Немолодой уже человек, лицо спокойное, веселые темные глаза.
— Подождите, скоро освобожусь, — сказал дядя Федя и опять скрылся под комбайном.
Мы с Анной уселись на травке. Девчата уже работают: Зина протирает какие-то железки, Зоя с Лидой ковыряются в деталях. Прошла мимо Валька-малявка, тащит что-то тяжелое. Шелковая кофточка, кудряшки и ржавая железина в руках. Все заняты делом. Наконец дядя Федя вылез из-под комбайна, улыбнулся, сказал:
— Возьмите ключ на двадцать два, открутите гайки на крышке мотора.
И снова начал возиться с какими-то деталями. А что это за ключ — на двадцать два? В какую сторону крутить гайки? Да и не отвернешь их: ржавые, никак не крутятся. Старались мы изо всех сил, вдвоем нажимали на ключ, пыхтели, потели, но гайки в конце концов отвернули. Потом промывали мотор, опять откручивали и закручивали гайки. К концу дня болели руки.
На следующее утро я снова подходила к комбайну дяди Феди. Анна не пришла: у нее заболела рука. А я опять крутила, чистила, била молотком по пальцам. Разговаривал дядя Федя мало: бросит одно-два слова, покажет, что делать, и снова замолчит. Только посвистывает. Это у него здорово получалось, прямо художественно — весь день насвистывает разные мелодии. Скоро я стала разбираться в правой и левой резьбе, научилась выбирать ключи по одному их виду и уже не ударяла по пальцам молотком.
В обеденный перерыв все девчата собирались у речки. Перекусив, мы купались — дни стояли жаркие. На том берегу зеленели поля. Пшеница начала уже колоситься, мы подсчитывали, сколько осталось до уборочной. Работала я одна, Анна больше не приходила. Рука у нее уже не болела, но что-то случилось с ногой, а потом еще какая-то причина нашлась.
Дядя Федя ремонтировал машину быстро и красиво. Возится с каким-нибудь приспособлением, отрывисто бросает: отвертку, ключ на девятнадцать, гайку, шуруп… Так хирург на операции требует у сестры инструмент.
И вот наша работа кончена. Дядя Федя насвистывает бодрый марш, взбирается на мостик, где я прибиваю тент, рапортует:
— Комбайн к выходу в поле готов!
В глазах веселые искорки. И вообще настроение у дяди Феди сегодня приподнятое.
— Понимаешь ты, что мы новую машину сделали? А это же здорово: самим создать новую машину! Понимаешь?
— Значит, теперь все, кончилась наша работа?
— Свой-то комбайн мы закончили, но ведь другие еще ремонтируют, надо им помочь.