60 дней по пятидесятой параллели

Посмотрел на меня, неповоротливую в непривычных мне ватнике и сапогах, вздохнул и, буркнув «садись», продолжал заводить трактор.

И вот мы на пашне. Трактор с прицепленным к нему плугом ползет по краю борозды. За ним стелется взрытая плугом земля. По сравнению с непаханным еще серым полем она кажется маслянисто-черной. Генка сидит за рычагами, и вид у него сосредоточенно серьезный, рабочий.

В тракторе трясет, шумно, разговаривать нельзя, кричишь в ухо. Плуг часто забивается землей и соломой. Тогда нужно останавливать трактор и чистить плуг. Это моя обязанность. Но Генка, посмотрев, как я беспомощно действую ломиком, отобрал его и больше не доверял мне даже эту работу. А просто подпрыгивать на сиденье рядом с Генкой и ничего не делать — скучно. Вдруг Генка кричит в ухо:

— Садись на мое место!

И началось обучение. Ревел мотор, я судорожно хваталась за рычаги, трактор кидался из стороны в сторону, позади оставалась какая-то невообразимая кривая. К концу дня я все же сделала кое-какие успехи: теперь уже не дергала порывисто рычаги, а спокойно и плавно отводила их на себя, и трактор шел по прямой. Правда, если я с гордостью оглядывалась на ровную полосу земли, трактор влезал на пахоту.

Вечер быстро перешел в ночь. Свет фар вырывает из темноты узкую полоску земли — борозду. А кругом — далекие огоньки тракторов, они движутся, степь живет. Генка, откинувшись на сиденье, уснул, я веду трактор самостоятельно, и мне нравится чувствовать себя ответственной за машину, ощущать дрожь плуга, отваливающего пласт за пластом.

Забился плуг, нужно остановить трактор. А как его останавливают? Будить Генку не хочется. Кажется, он нажимал ногой вот сюда, а рукой сбавлял газ. Так… Мотор фыркнул и умолк. Трактор стал темный и молчаливый. Заспанный Генка попробовал завести двигатель, потом вытащил из-под сиденья ключи и стал копаться в моторе, бурчит что-то под нос, а мотор не заводится.

На соседнем поле мелькают огоньки. Вдруг два огонька мигнули и направились к нам. И вот уже рядом с нами светят фарами два трактора, а у мотора возятся трактористы, приехавшие помочь.

Мотор снова работает, зажглись фары. Трактористы устроили перекур. Говорят о работе: о том, что у кого-то в тракторе буксует муфта, о коленвале, о пускачах, о типах двигателей — словом, о вещах, им близких, но мне непонятных. Я молча сижу в стороне, на куче соломы. А в темной вышине влажно поблескивают звезды.

ЗЕМЛЯНКА

Кончилась пахота, отшумела посевная. Остались позади ранние подъемы, когда воздух росист и не по-весеннему свеж, возвращения на стан под звездами. Во сне я вижу ярко-голубые сеялки с желтым зерном…

Теперь, казалось бы, и делать на стане нам уже нечего. Чумазые трактористы возились у машин, что-то исправляли, а мы разгуливали по стану в светлых платьях и выслушивали насмешливые замечания Сашки Кононенко, бригадного балагура и весельчака.

Однажды Андрей, наш бригадир, подвижной, небольшого роста человек, подошел к землянке — общежитию трактористов на стане, критически осмотрел это потрескавшееся саманное строение с отлетающими кусками глины и укоризненно покачал головой.

— Ходите вы здесь нарядные и того не замечаете, что потрескалась, облупилась землянка. А ведь в ней люди живут, ваши же товарищи. И решительно закончил:

— Нужно обмазать.

В тот же день мы взялись за работу: смывали побелку, отдирали лопатами куски прошлогодней глины, а когда землянка приобрела совсем страшный вид, вытерли со лбов пот, побросали лопаты и пошли обедать.

На следующее утро, в шароварах и низко надвинутых косынках, мы стояли у ободранной стенки, а Виктор Колодяжный, помощник бригадира, показывал нам основные «технические приемы». Сначала стенку нужно смочить водой, потом взять ком мокрой глины, смешанной с соломой, и с силой бросить на стенку — чтоб прилепился. Затем глина разглаживалась. Это, в общем-то, несложно. Но как тяжело тащить мокрую глину к землянке, кидать ее так, чтоб не отваливалась, как неприятно, когда вся ты мокрая от воды и заляпана глиной! Да и скучно все это, признаться. На тракторе совсем другое дело.

Наша Валя, Валька-малявка, как мы ее называем, берет маленький комочек глины, отходит подальше (как бы не испачкать кофточку и кокетливый завиток волос) и с размаху кидает глину. Иногда попадает в стенку, иногда мимо. Рядом работают Лида и Зоя. Одна плечистая, темнокосая, вторая — стройная, с серыми глазами. Это подруги с московской стройки, бывшие штукатуры. Лида молча, с силой, так, что брызги летят, кидает глину. Зоя ворчит:

— И что за работа! Здесь разве так, как на стройке? Глина с соломой — смех один!

Анна, та что из Братска, сначала подбадривала, говорила, что она уже мазала раньше и знает, как это делается. Но вскоре ушла. Иногда подходят к нам трактористы: улыбнутся, махнут рукой и отойдут. Сашка, конечно, не может обойтись без обидных шуток. Работать нам действительно не хочется. Разве для такого скучного дела ехали мы сюда из Москвы?