60 дней по пятидесятой параллели

Наурзумский сад может стать школой молодых энтузиастов песчаного садоводства и степного лесоразведения. Не век же целинникам жить в голой степи, завозить фрукты за тысячи километров, добывать саженцы деревьев нивесть откуда. Все острова песчаных лесов Тургая можно превратить в мощные питомники саженцев, приспособленных к сухому климату целины. В Тургайской степи под ногами лежит настоящий клад, и люди должны им воспользоваться.

Девушки выводят нас к пруду. Над темным плесом склонились плакучие березки, высокие травы смотрятся в воду у берега, листья кувшинок плавают.

— Здесь тихо, — говорит Таня, — мы мечтаем…

Пруд левитановский. Долго стоим у омута задумавшись. Жить бы всю жизнь тут — разводить сады в степи. Но… пора ехать. Девушки дарят нам корзинку яблок. Деньги не берут, смеются.

— На счастье, — говорят, — дарим. Все обитатели кордона высыпают проводить в дальний путь.

Вперед… Держим путь на Сарымоин, там где-то лагерь профессора. Наловчились ездить по барханам. «Москвич» несется мимо дюн, поросших соснами. Останавливаемся посмотреть бор. Ноги вязнут в песке. На заросших буграх могучие сосны с медными стволами, с тяжелыми, мохнатыми кронами. Попадаются сосны с необычайно толстыми стволами. Приятно пахнет хвоей. Пески заросли травами, песчаный вейник кивает серебристыми метелками, костер вытягивается в рост человека, пестреет разнотравье. Тихо. На песке следы коровьих копыт. В заповедном бору пасут скот! А вот и коровы ходят между соснами, разбивают копытами пески. Скот пасут под носом у директора заповедника!

Сворачиваем к озеру Сарымоин, блестят огромные плесы у подножия дюн. На берегу белеют палатки изыскателей, стоит знакомая машина с брезентовым верхом. Кажется, застали кочевников дома! Тормозим у большой островерхой палатки военного образца, с поднятыми боковыми полотнищами. Видны алюминиевые раскладушки. Навстречу выбегает профессор, поблескивает телескопическими очками. Он близорук, и выпуклые стекла необыкновенно увеличивают серые умные глаза.

— Милости просим, друзья…

В большой палатке просторно, нежарко. Посредине расставлен походный столик с ворохом карт и каких-то таблиц; вьючные ящики вместо стульев. У раскрытых полотнищ четыре койки с подвешенными марлевыми пологами.

— Наше спасение, — кивает на пологи профессор, — комаров в этом году легионы, а мы все у озер останавливаемся. Правда, у Сарымоина их мало — озеро соленое и пески кругом.

Виктор Николаевич спрашивает, что привело астронома в далекие Тургайские степи.

— Вода, вода, батенька!

— Но позвольте, дорогой профессор, вы же занимаетесь астроклиматологией?!

— На земной планете, друзья мои, вода… — профессор поднял вверх волосатый палец, — барометр климатических колебаний; вот взгляните, какую карту мы тут составили…

Он смахивает со стола ворох бумаг и раскладывает квадратную белую карту. Во весь лист она исчерчена извитыми концентрическими линиями. Они окружают голубые озера Сарымоин и Аксуат.

— Не думайте, что это горизонтали! — восклицает профессор, — чаши озер похожи на мелкие блюда. Ак-Суат означает по-русски «белый брод». Аксуат и Сарымоин периодически высыхают — дно их покрывается белым налетом соли, и тогда скот преспокойно проходит по дну высохших озер на заповедные дюны.

В 1952 году озера высохли, а с 1954 года начали вновь наполняться. В далеком прошлом эти озера сливались в огромное озеро — его очертания мы восстановили по древним террасам. Вот эта внешняя линия на карте отмечает прежние берега, а промежуточные линии — положение берегов в разные времена. Цифры у каждой линии означают хронологию колебаний уровня озер.

Видите: в последнее тысячелетие озера то увеличивались, то уменьшались, но общая площадь их из века в век неуклонно сокращается. Сейчас Сарымоин и Аксуат накануне гибели. Сарымоин потерял связь с питающими речками, распадается на части, из-под воды выходят острова, летом вода в умирающем озере соленая. Сокращается и озеро Аксуат — речка, питающая его летом, пересыхает. Иссушение продолжается…

— Как же удалось восстановить хронологию жизни озер за тысячу лет?!

— Э-э, батенька, человек все может… Древние террасы хорошо различаются на аэроснимках, мои студенты провели геоморфологическую съемку чаши озера и выловили прежние береговые линии. Вон та крайняя палатка набита приборами — наша геохимическая лаборатория, в пробирках определяем возраст озерных отложений на разных береговых линиях. А это наш климатологический эталон за полтора века, и самый надежный притом…

Профессор указывает на огромные деревянные диски под столом. Все это похоже на сказку, и мы с любопытством заглядываем под стол.

— Что это?