у Томаса, Арсения и других ребят. Мама обещает купить. У него нет ни
летающих змей в окраске Спайдерменов, ни надувных акул. Но Мойше
сейчас безумно счастлив – он сам поймал замечательного краба, с такими
подвижными клещами и длинными усами, смотри, как шустро бегает по
дну ракушки.
Мойше, конечно, его выпустит обратно в океан, ведь там, под
камнями, его ждут мама, папа, сестра Пэм и любимая собака Джилл. Разве
можно человеку, если он даже и краб, жить в чужом месте, с чужими
людьми?..
В Денвере они несколько раз всей семьей ездили в Скалистые горы на
отдых в кемпинг, купались в горной речушке. Крабов там не было. Мойше
поправляет на голове ермолку, приколотую к волосам. Надо сказать,
ермолка чертовски ему надоела, но дядя Джеффри и мама запрещают ее
снимать под страхом Божьего наказания. Живя в Денвере, он ходил без
шапки и в холода, и никому, даже Богу, не было до этого дела.
Мокрая одежда Мойше, с прилипшим к ней песком, стала тяжелой. С
кончиков пейсов капает вода. «Крэб! Крэб!» – доносятся до Мойше крики.
Он собрался, было, выпустить краба, но вдруг словно очнулся – что же
тогда он покажет ребятам? Они ведь тогда будут опять его дразнить, мол,
такой дурачок и трус, не мог поймать ни одного краба!
...И вот, в финальной сцене, – настоящая оргия. Ноги и руки
краболовов расцарапаны и в красных пятнах – от случайных ударов о
камни, от неудачных сползаний с валунов, от колючих водорослей. Губы –
41
уже даже не синие. В глазах – только перебегающие по дну тени. В ушах –
«Крэб! Крэб!» В пластиковых аквариумах, вползая друг на дружку,
разъяренно пытаются выбраться на волю и избежать жестокой участи
пойманные крабы.
Но от судеб спасенья нет! Сорвавшись с валунов, чайки устремляются
к берегу. Те одиночки, что носились в океане над водой в поисках рыбы,
меняют курс и несутся к своим собратьям на берегу. Пожива! Крэб! Сейчас
эти странные двуногие существа будут швырять крабов в воздух. Сейчас
понадобятся моментальная реакция, сила крыльев для отталкивания
противника, удар клюва, прыжок и всепожирающая любовь к этому
изумительно белому, нежному мяску, спрятанному под панцирем.
И вот, крутясь, в воздух полетели первые. Захрустели панцири, забили
по ним черные твердые клювы. «Кр-рэб! Кр-рэб!» – пищат ненасытные
чайки, готовые заклевать любого, кто попытается помешать их трапезе. На
песке, как на поле сражения, валяются оторванные клешни и расколотые
панцири. Кр-рэб! Кр-рэб!..
Глава 6
Тихо в зале Оперативного центра охраны гостиницы «Мандарин».
Изредка бикают стоящие на подзарядке батарей рации. Монотонный гул
горящих люминесцентных ламп под потолком нагоняет зевоту. Поперек
зала – длинный стол, на котором огромная панель управления с кнопками и
рычажками.
Сзади, собственно, ничего интересного: вешалка, на которой висит
несколько черных пиджаков униформы, галстуки да ряд пустых
серебристых вешалок.
В одном углу – хромированный сейф с оружием. Сейф закрыт. Дабы
избежать попадания оружия в нехорошие, нечистые руки, на дверце
42
установлен замок с секретным кодом, еще и приемник для электронных
пропусков. Оно, разумеется, правильно – меры безопасности.
Впрочем, шансов, чтобы хоть один из пистолетов или даже один
патрон попал не в те руки, абсолютно, повторяю, абсолютно никаких нет.
Пропуска с ограниченным электронным допуском в зал Оперативного
центра, в это святая-святых охраны, имеют лишь оперативные дежурные,
начальник охраны и его зам. Обычные рядовые охранники, эти чугунные
лбы в униформе, даже они сами не могут сюда войти; их заводят лишь
изредка – в офис начальника, и только по делу, скажем, обсудить график
дежурств или сообщить об их увольнении.
Ах да, забыл про двери в это охранное логово: две двери, разделенные
крохотным коридором. Разумеется, все тоже закодировано, с электронными
ленточками, секретными замками и т. д.
Но довольно о технике Оперативного центра, интерес представляет не
она, во всяком случае, не для Осипа, сидящего спиной и к вешалке, и к
сейфу с оружием, и к дверям.
Пять огромных экранов, отключенных от видеокамер внутреннего и
внешнего обзора гостиницы, отданы одной-единственной женщине, к
гостинице «Мандарин» не имевшей ни малейшего отношения. Каждый из
пяти экранов может дробиться на четыре, восемь и шестнадцать частей, тем
самым умножая Стеллу, если не ошибаюсь в подсчетах, на восемьдесят.
Стелла на этих экранах то вырастала, то уменьшалась, то становилась
почти прозрачной. С ее лицом также происходили метаморфозы: оно
укрупнялось до того, что на щеках были различимы даже розовые
пятнышки едва проступивших прыщиков, то взрывалось, как петарда,
разлетаясь горящими брызгами в виде кусков носа, глаз и ушей.