621516

Переварить услышанное было для Романова слишком трудно. Книжки он читал, фильмы смотрел, но даже перекладывая рассказ Егора на истории о сверхъестественных существах, никак не мог взять в толк, с чем же его столкнула проклятая Пограниченка.

– Да оборотни мы, Максим Николаевич, – немного печально улыбнулся Егор, – всё село. Скоро можно юбилей отмечать – десять лет будет.

***

На сей раз они пили чай в доме участкового. Егор самостоятельно нашел подходящие по размеру брюки в ворохе барахла Михалыча, которое тот оставил после себя в качестве преемственного подарка. Теперь он грел молоко на плите, с легкой опаской поглядывая на городского.

– Да я нормально-нормально, – отмахивался Романов на каждый такой взгляд. – Хорошо всё.

– Вы, Максим Николаевич, только поймите правильно, от нас тут уж совсем ничего не зависит, – сообщил Иванов, усаживаясь рядом с полной миской овсяной каши на молоке. Романов принюхался и тоже захотел есть. Казалось бы, ночью чуть не разорвали на части оборотни, а кушать все еще хочется. Егор поставил перед ним вторую миску.

– И что же, даже дети?

– Все, и дети, и старики, и мужчины, и женщины, – кивнул Иванов. – Кто помладше, те в щенят превращаются, кто постарше – ну, вы видели.

– Вот почему Лучезарный не отправился в больницу! – сообразил гениальный следователь, уплетая кашу. – Я-то никак не мог понять, вроде у вас тут все цивилизованные, а этот уперся.

– Ну, не совсем, – Егор тяжело вздохнул. – Видите ли, мы тут не просто оборотни, нас, вроде как, к земле этой привязало. Степан даже если б и захотел, все равно не смог бы уехать. Так-то, конечно, этого не заметить: можешь идти в любую сторону, сколько хочешь, да потом все равно в село возвращаешься. То ли ноги заворачивают, то ли еще что. Пробовали с приезжими – все то же самое. Может природа так устроила, чтобы округу защитить, кто его знает. Мы ведь когда волки, у нас голову-то напрочь сносит.

Максим слушал, доедая кашу, и воспринимал информацию очень буднично. После испытанного возле порога шока, он как будто подмерз изнутри, так что всё теперь долетало до его сознания, но не затрагивало чувств. Так, наверное, бывает у тех, кто попал в аварию или пережил войну.

– Постой, ну, а почему ж ты защищать-то меня полез, раз у вас голову сносит, – не понял Романов.

– Кгхм, – Егор откашлялся и забрал посуду, чтобы помыть ее в раковине. Теперь Максиму не было видно его лица, и он об этом очень жалел. – Если объяснить попроще, мы, когда ночью превращаемся в волков, перестаем рассуждать, как люди. Если, к примеру, днем мне хотелось слопать колбасу в холодильнике, но я не стал, чтобы хватило на завтра, ночью спасает только хитроумный магнитный замок, а могу и холодильник на пол уронить. Также и здесь было – я сообразил, что у местных на вас зуб, и вот…

– У местных? Ну, а ты, что же, не местный что ли?

– Я приезжий, десять лет назад сюда попал, как раз перед тем, как все это началось, – он повернулся, закончив мытье, и сел перед Максимом. – У меня здесь двоюродная бабка жила, а родных больше не было, я сиротой остался. Отвезли сюда, да так и остался. Баба Шура умерла, уже когда мне восемнадцать стукнуло, так что никого моя судьба особенно не волновала. Забрать не пытались. Может, если бы кому там сверху приспичило, нас бы давно расколдовали, а так… живем и живем. Почтальон давно привык, что здесь ни одной собаки, в медпункте все про наши особенности знают. Лишний раз не спрашивают, а, ну, как на соседнее село перекинется. Вот и вся история.

– Понятно, – глубокомысленно изрек Максим. – Только по поводу своего спасения я все-таки не до конца понял. Насчет колбасы всё ясно: если тебе хочется колбасы днем, ты останавливаешь себя разумными доводами, а ночью они не работают. Я же не колбаса, в конце концов!

– Не колбаса, ага, – фыркнул Иванов. Он пошарил взглядом вокруг, не осталось ли чего еще помыть, но все давно блестело чистотой, так что Егору пришлось остаться за столом. – Я не совсем пошутил на счет «атеиста». То есть, в бога-то я не верю, какой уж тут бог, с таким проклятьем. У нас и церкви-то никогда не было. Старички иногда могут чего-нибудь выкинуть, но, в основном, никому до религии дела нет. Я тогда пошутил про то, как они вас на смех подняли с этим «атеистом».

– Что-то я все равно не понимаю, Егор, к чему ты ведешь, – нахмурился Романов.

– Вы мне понравились, – парень прищурился и слегка подобрался, будто готовясь к прыжку. – Понравилось, какой вы необычный, как говорили со мной. Днем-то я просто подумал, а не зайти ли мне завтра на чай, а ночью ноги сами понесли. Может, если бы не Софья с Митрофаном, я бы сам в вашу дверь ломиться начал.

– Зачем? – Максим удивленно смотрел на собеседника.

– Вот ощущение сейчас такое, Максим Николаевич, что это вы всю жизнь на селе прокуковали, а я к вам весь такой столичная штучка! – не выдержал Егор. – Гей я! Запал на вас вчера, ночью побежал трахать! Так лучше объяснил?!

– Волком? – оторопело уточнил мужчина.

– Я не утверждаю, что это была блестящая идея, но зато кобылу в сарай не прячу!

– Какую кобылу?