621516

В Рыжике было много смешных вещей. Но даже сама его рыжая нелепость, которая всплывала в памяти первым делом, стоило услышать его голос, отступала перед звенящей тишиной, когда Рыжик думал. Серёжка тоже не дурак был пораскинуть мозгами, как лучше сделать то или это. Иначе он жизнь не представлял: так и останешься на мели в одних штанишках с чужого плеча. И всё-таки то, как думал Рыжик, было восхитительно. Он задирал нос к потолку или к небу (если день был солнечный, смотрелось по-особенному из-за ярких бликов на волосах), а потом на его губах растягивалась неторопливо мечтательная улыбка. Брови сдвигались к переносице, а иногда на щеках появлялись ямочки. Рыжик мог молчать даже выразительнее, чем говорил, и это Серёжку восхищало в нём сильней всего.

Они курили. Верней, Рыжик, в основном, смотрел вдаль, а Серёжка не отрывал от него взгляда и жадно затягивался. Гадал, что же тот скажет потом? Представлял, что творилось в голове Стёпки.

– Она хорошая, – еще раз кивнул Рыжик, как бы подводя итог. Манеру эту он перенял у преподавателя по философии, над которым хохотала вся группа, за исключением Стёпки. Может, потому и перенял. Подростковый максимализм – он такой, даже мудрого Рыжика не обошёл стороной.

– Ну? – Серёжка переступил с ноги на ногу от нетерпения.

– Баранки гну, – обиделся Рыжик. Он часто злился, когда речь заходила про Ваську, а тут, видимо, ещё нужно было потерпеть, только вот Серёжка терпеть не любил. Если всё время ждать, потом неизбежно приходится догонять – вот и вся наука.

– Так чего ты? Против? – спросил Серёжка напрямик.

– Вот ты прилип, Батькович! – Стёпка возмутился и затушил сигарету. Верный признак, что вот-вот сорвется и убежит куда-нибудь к знакомым или бродить по городу. С него станется. За последние месяцы Рыжик несколько раз уходил с ночевкой к своим знакомым на другой конец города. Серёжка нервничал в такие дни, но потом видел, что Стёпка вёл себя в остальном по-прежнему, и приступ тревоги проходил.

– Не дури, Рыжий, выкладывай, как есть.

Рыжик пристально посмотрел Серёжке в глаза, затянулся глубоко-глубоко, потом резко выдохнул, будто на глубину прыгать собрался, и выдал:

– Да мне тут рассказали, что в тебя кое-кто влюбился.

Новость Серёжку ошарашила, и он потом переваривал её под разными настроениями много недель. Рыжик явно оценил произведенный эффект, усмехнулся и добавил, вколачивая последний гвоздик:

– Парень один, мой знакомый. Сохнет по тебе давно уже.

Серёжка потерял дар речи. Обычно выходило так, что после разговора с Рыжиком у него в голове всё вставало на свои места, а теперь Стёпка выбил почву из-под ног, да еще в солнышко ударил, чтоб наверняка. К щекам прилила краска – стало стыдно и неловко, что где-то есть какой-то парень, который в него влюбился.

– Ты зачем мне это сказал? – нахмурился Серёжка.

– Ты с ней даже не целовался ещё, – снова невпопад ответил Рыжик. Спрыгнул с подоконника и побежал по коридору общаги вниз.

Догонять его Серёжка не стал. С тех пор, как они из школы перебрались в училище, даже Василиса уступила Стёпке по части бега. Если уж Рыжик решил сбежать – останавливать бесполезно.

***

История про непонятного парня, который якобы влюбился в Серёжку, к счастью, не расползлась слухами по общаге и училищу. Рыжик вспоминать о разговоре отказывался, всеми способами менял тему и начинал серьёзно злиться, если Серёжка пытался его допрашивать с использованием запрещенного «ну, братья мы или нет?».

Выпускной приближался.

Дел было много, и пока Серёжка занимался ими, мысли про непонятного друга отступали. Успокоившись, он начинал перебирать в уме реплики, которые можно было бы сказать на выпускном Ваське: «мы с тобой почти всю жизнь вместе» или «я знаю тебя лучше любого другого человека» или «представь, что мы действительно могли бы прожить всю жизнь вместе». Потом мысли перетекали к следующему шагу. Что там делают? Встают на одно колено? Целуют? И вот уже затем, как по волшебству, всплывал в голове тихий голос Рыжика: «Вы ж даже не целовались». Серёжка нервничал, задавал себе ненужные вопросы, а потом вся стройная речь рушилась, так что в следующий раз приходилось начинать сначала.

Говорить с одногруппниками было непривычно и страшно – разболтают ещё Ваське. В другой ситуации Серёжка пошёл бы за советом к самой Василисе (у нее-то, в отличие от Стёпки, приступов придури не случалось), но сейчас и этот вариант отпал. Воспитатели из детского дома, конечно, говорили, мол, приходите в любое время, вам тут рады, но, на самом деле, Серёжка был уверен, никто его там не ждёт. Круг замыкался, и по всему выходило, что, кроме как к Рыжику, идти-то и некуда.

В качестве примиряющего жеста Серёжка купил четыре бутылки пива. Наличности у неработающих было мало, так что Рыжик радовался любой мелочи. Обычно Серёжка ругал его за то, что тот ходит, как побирушка, по знакомым на халявный алкоголь, но тут решил закрыть глаза на проблему.