– Я с вами жить не буду, – заявила она в конце, когда есть уже больше никто не мог. – Как хотите, но я на такое не подписывалась. Ты – коварный злодей, – она указала на Рыжика. – А ты – его пособник. – Палец переместился в сторону Серёжки. – Теперь чешите отсюда. Буду рыдать горючими слезами и тосковать о своей судьбе. Я не шучу! Оба, собрались и ушли!
Серёжка заторопился на выход, а Рыжик замешкался.
– Вась, – сказал он и дождался, пока Василиса отвлечется от своих хозяйственных манипуляций, – спасибо тебе.
Васька замерла и вцепилась в Рыжика злым взглядом, а тот подошёл к ней и обнял.
– Спасибо.
Серёжка смотрел на них и видел, как лицо Васьки постепенно оттаивало, и как она сама тоже обняла Рыжика и погладила по спине. Но длилось это одно короткое мгновение, а потом Василиса оттолкнула Стёпку и велела убираться подобру-поздорову.
***
Пока они ехали обратно, в общежитие к Рыжику, Серёжка думал о том, что будет делать. Всё повторялось, только на этот раз им не дарили банку варенья. Вместо этого Премудрая Василиса позволила съесть испеченный с таким трудом торт. И всё равно Серёжка не знал, что
– Мне завтра отвечать по социологии, – сказал Рыжик. Серёжка вопросительно уставился на него, не понимая, к чему это вдруг он заговорил об учёбе. – Я ещё не подготовился.
Батькович переварил в голове информацию. Рыжик опять всё понял по одному только выражению лица и решил проблему. Вечером ему нужно учить социологию. Значит, не нужно ничего
В комнате было пусто по сравнению с тем уютом, который устроила Васька. Рыжик включил чайник и стал переодеваться. Невозмутимо и спокойно. Стянул с себя одежду, сверкнул смешными трусами с каким-то супер-героем, а потом натянул домашние треники и потасканную футболку. Серёжка смотрел на всё это, улыбался и успокаивался.
– Ты бы подумал пока, – посоветовал Рыжик.
– О чём? – удивился Батькович.
– Ну, уж не о красоте моей неземной, – ответил Стёпа с усмешкой. – Про резюме своё. Про то, куда податься. На юрфаке подкурсы есть. Можешь зайти узнать завтра перед работой, я отведу.
Потом они пили чай и Рыжик начал рассказывать о том, как он поступал на философский. Серёжке стало спокойно, он захотел спать, и договаривал Рыжик уже лежа на кровати. Про то, как его чуть не обвинили, что он списывает, про то, как поставили самый высокий балл по обществознанию, и про то, что после результатов он купил в магазине бутылку пива с отвинчивающейся крышечкой, выпустил джинна и загадал, чтоб когда-нибудь Серёжка всё-таки нашел его.
– Рыжий, – окликнул Батькович, когда рассказ подошёл к концу.
– Чего?
– А мы ведь с тобой даже не целовались ещё, – сказал Серёжка и почувствовал на собственных губах – чужие. Они были влажными и горячими, наверное, потому что Рыжик долго говорил, а ещё вкусными – из-за торта. Серёжка почувствовал, что ему стало очень жарко и в то же время очень спокойно. И, засыпая, он понял, что соврал, потому что они уже целовались. Полгода назад, когда Рыжик сбежал, и Серёжка взял в руки оставленную им бутылку. И ещё раз в кафе, когда Стёпка взял кружку кофе.
– Хороших снов, Рыжик, – прошептал Батькович. Стёпка обернулся к нему с книжкой в руках и ответил:
– Хороших снов, братишка.
ПЬЕРО
Звали его Пьеро. Он родился в среднестатистическом Подмосковье, и по паспорту был Петром, но синяки под глазами, печальная улыбка и страсть к белым рубашкам сыграли с ним злую шутку. Уже во втором классе он стал Пьеро, и это был решенный вопрос. Даже бабушка называла его так, не то из воспитательных целей, не то для смеха.
Пьеро жил в большой семье, и был бы счастливым мальчиком, если бы семья эта стремилась понять его тонкую натуру. Родители пропадали на работе, зарабатывая деньги, профессиональные заболевания и новогодние шоколадные подарки, братья и сестры скитались по улицам Энска, дед пил с соседями, а бабушка заботилась о еде и одежде. У Пьеро были деньги, шоколадные подарки, много шапочных знакомых сестер и братьев, хорошая одежда и вкусная еда. Пьеро не мог страдать даже от жизненных неурядиц, поэтому рано научился страдать от излишеств.
Книги, которые читал Пьеро, становились мрачней с каждым годом. Детские сказки, в которых он растворялся еще до школьной скамьи, разоблачили свой обман с жестокостью правды о Деде Морозе, а после он уже ни во что не верил. Приключения, романы, фантастические притчи – все Пьеро проглатывал с одинаковой маской недоверия и разочарования. В нем обнаружилась сформированная отчаянием хорошей жизни дыра, которая засасывала в себя все хорошее вокруг и становилась от этого больше. Пьеро читал много и часто, но еще чаще он сидел возле окна и ожидал перемен, которые могли бы сделать его существование хоть на каплю менее безоблачным. Для серьезных авантюр ему не хватало духа, кроме того, он считал их глупостью, а настоящих жизненных вызовов все не наступало.