66 дней. Орхидея джунглей (под псевдонимом Мэттью Булл, Элия Миллер)

— Теперь с нами может произойти все что угодно. Ресторанчик ведь тоже только притворяется ресторанчиком. На самом деле это бывший работорговый рынок. Тут торговали такие, как мы, то есть наши предки, такими, как они, — он указал на мулатку-официантку, — то есть их предками. Поэтому, как нетрудно догадаться, в душе они все вас очень-очень любят. Они показывают нам верхний слой своей жизни, знакомят с самыми дешевыми и простыми из своих обычаев, а в душе носят свою темную звериную суть и темную звериную злобу. Их магия непостижима, их сила больше того, что может понять рассудок. Энергетика, гений местности. То–то они сходят с ума от своих беспрерывных переворотов. Мозг этих аборигенов убог, но он способен изучать волны, над которыми мы не властны.

Эмили встала.

— Я на минутку.

— Как выйдешь, третья дверь направо.

Она улыбнулась ему. Чего-чего, а комплексов у него нет. Но и у нее, по счастью, тоже. Она пошла по мозаичному полу, опасаясь поскользнуться или споткнуться в непривычно длинном платье. Но и сама знала, что хороша.

Дело было не в том, что ей действительно следовало бы заглянуть в сортир. Она никогда не могла понять девушек, которые в присутствии знакомых парней боялись отпроситься в туалет. Но дело было не в этом: ей хотелось на секунду остаться одной. Даже не для того, чтобы подкраситься и поглядеть на себя. Просто для того, чтобы отдать себе отчет в происходящем. Какой он, к черту, деловой партнер? Но и рифма, что напрашивается к слову «деловой», тут тоже не подходила. Эстет, гурман? Нет. Но он смотрит на нее странно. Как будто... Она по привычке додумывала историю, подмазывая губы у зеркала. Кло отчего–то настаивала, чтобы Эмили всегда была здесь ярко накрашена. Так вот, он смотрит на нее, как будто в чужой стране, в чужом, диком мире они оба — тайком засланные туда соотечественники-шпионы. И оба догадываются, что другой — оттуда. И оба восхищены тем, как ловко и остроумно другой скрывает свою принадлежность к тому миру. И живут они в этом мире послами не имеющий названья державы. Но пока не хотят признаться друг другу в том, что они — одной крови, он и она. Как два равно сильных, молодых и красивых зверя, окруженные чужаками, они исподволь любуются друг другом, но не решаются сделать последнего шага — ибо тогда что–то такое выплеснется наружу, что–то такое обнаружится для всех, что раз и навсегда из изобличит. Поврозь они еще способны маскироваться. Но вместе... Вместе они будут, может быть, сильнее, чем поврозь, но все равно не смогут противостоять толпе внезапно прозревших дикарей. Если они сойдутся, если б их — да судьба свела... О, тогда что–то страшное и прекрасное стало бы явным для всех! А пока, эмиссары неизвестного, почти небесного Отечества, они приглядываются друг к другу, по случайным паролям, по вскользь оброненным словам догадываясь об истинной сущности друг друга... Эта игра доставляет им обоим бездну наслаждения.

Она вышла из туалета и направилась в зал.

Он смотрел на дверь и следил за ней взглядом. Когда Эмили подсела к столу, Уидлер некоторое время молчал, и молчала она, часто дыша, улыбаясь смущенно и прелестно.

— Мне нравится, как ты ходишь, — произнес он наконец. — Мне нравится на тебя смотреть. Когда–нибудь ты будешь рассказывать внукам о том, как в бывшем рабовладельческом рынке, в нынешнем странном и опасном ресторанчике ты сидела с одним типом в платье другой женщины.

Она обалдело уставилась на него.

— Откуда ты знаешь?

— Я сам подарил Клаудии это платье.

Эмили вновь густо покраснела. Так вот оно что!.. Ну, я поговорю с Кло по ее возвращении...

— Я не о том. Откуда ты взял, что у меня будут внуки?

Великолепный выход из положения! Браво.

— Ну, это несложно. Твоя мама сказала, что ты всю жизнь мечтала осесть, выйти замуж, нарожать кучу детей, которые в свою очередь, безудержно размножаясь, окружат тебя толпой внуков.

Ни-чего себе! Эмили не совладала с собой и перепугано посмотрела на Уидлера.

— Ты... звонил моей матери?!

— Ну, зачем же я. На это есть агент. То есть опять же, пардон, я не хочу этим сказать, что сбор данных о тебе ниже моего достоинства. Но мне, во-первых, неловко как–то, я чрезвычайно застенчив... а во-вторых, не буду же я лично узнавать номер твоего телефона на диком Западе!

— А... как ты узнал, что это вообще буду я? Что я вместо Клаудии приду сегодня на сви... на встречу? Мою фамилию, мой адрес... откуда?