Вернувшись из Германии в 1922 году, Пильняк писал в одном из частных писем: «Я люблю русскую культуру, русскую – пусть нелепую – историю, ее самобытность, ее несуразность... ее тупички, – люблю нашу мусоргщину. Я был за границей, видел эмиграцию, видел ту-земщину. И я знаю, что русская революция – это то, где надо брать вместе всё, и коммунизм, и эсеровщину, и белогвардейщину, и монарховщину: всё это главы русской революции... И еще: я хочу в революции быть историком, я хочу быть безразличным зрителем и всех любить, я выкинул всяческую политику. Мне чужд коммунизм...»
Борис Пастернак посвятил Борису Пильняку стихи:
Поэт Пастернак дружил с прозаиком Пильняком. У Пильняка висел в доме портрет Пастернака с надписью: «Другу, дружбой с которым я горжусь».
И еще сделаем маленькое отвлечение. Анна Ахматова рассказывала Лидии Чуковской, что когда Пильняк узнал, что она посвятила одно из стихотворений Пастернаку, он сказал: «А мне?» и Ахматова написала:
Но это было написано в 1933 году после ареста и расстрела Пильняка:
За два года до ареста, 14 сентября 1935 года, Татьяна Лещенко-Сухомлина записала в дневнике: «Мы были в гостях у Бориса Пильняка. Его жена прелестна. Молоденькая грузинка, сестра Наты Вачнадзе, киноактрисы. Он недавно снова женился!.. Неуемные страсти! Но младенец-сын лежал в кроватке такой хорошенький, а стоящий рядом Пильняк пыжился от гордости... Пильняк потолстел, поважнел, не такой «богема», как был. И вообще многие из тех, с кем мы встречаемся, поражают меня напыщенностью, важниченьем, какой-то фальшивой торжественностью! Конечно, советской культуре всего восемнадцать лет! И в воздухе какое-то вранье...» (по книге «Долгое будущее», М-91).
Вранье, лживый пафос – всё это было. Но был и Большой террор. Пильняка арестовали 28 октября 1937 года в день рождения сына (специально или случайно?). Сын Борис Андроникашвили-Пильняк впоследствии вспоминал обстоятельства того рокового дня:
«День тихо катился к закату. Сели пить чай... В десять часов приехал новый гость. Он был весь в белом, несмотря на осень и вечерний час. Пильняк встречался с ним в Японии, где человек в белом работал в посольстве. Он был сама любезность. «Николай Иванович, – сказал он, – срочно просит вас к себе. У него к вам какой-то вопрос. Через час вы уже будете дома». Заметив недоверие и ужас на лице Киры Георгиевны (жены Пильняка. –
Пильняк кивнул: «Поехали». Кира Георгиевна, сдерживая слезы, вынесла узелок... но Пильняк узелка не взял. «Он хотел уйти из дому свободным человеком, а не арестантом», – объяснила мне потом мать...»
21 апреля 1938 года последовал расстрел. Борису Пильняку было всего 43 года. Был человек – и нет человека.
Судьба Пильняка свершилась, а судьба его книг продолжается. Теперь их издают (разумеется, писатель был признан невиновным и реабилитирован посмертно), и читатели поражаются и затейливым движением фабулы, и оригинальным пряным языком, переключением ритма повествования, насыщенной фантасмагорией, сюрреализмом и многим прочим. Стиль Пильняка довольно сложный, и за эту сложность ему немало доставалось при жизни. Его упрекали в заимствованиях, в подражательстве и т.д. Максим Горький отмечал, что Пильняк пишет «мудрено», Эренбург считал, что «вычурно». А вот мнение о Пильняке Сергея Есенина: «Пильняк изумительно талантливый писатель, быть может, немного лишенный дара фабульной фантазии, но зато владеющий самым тонким мастерством слова и походкой настроений».
Сегодня нас с вами, как читателей, абсолютно не интересуют «идейные шатания» Бориса Пильняка, а вот мастерство слова, «походка настроений» – это как раз то, для чего мы и берем книгу с полки.
«Всякая женщина – неиспитая радость...» – читаем в «Голом годе».
«Доктор Павловский хотел послушать мое сердце: я махнул на сердце рукою! Я радостнейше выползал из гирь и резин, надевал в гордости штаны, и завязывал галстук, грелся солнцем, шлепал по плечам японцев, «юроси-гоза-имасил», т.е. объяснял, что очень хорошо!..» (рассказ «Синее море»).
Борис Пильняк – это очень хорошо!
ПРОФЕССОР ПОЭЗИИ