69 этюдов о русских писателях

Но в начале, по молодости лет, все было, конечно, хорошо и прекрасно. Бездумно и богемно. Наслаждался после военной муштры в училище вгиковской вольницей. Излюбленное хождение по московским улицам и переулкам. «Я шагаю по Москве,/ Как шагают по доске./ Что такое – сквер направо/ И налево тоже сквер./ Здесь когда-то Пушкин жил,/ Пушкин с Вяземским дружил,/ Горевал, лежал в постели, /Говорил, что он простыл». Шпаликов не отлеживался в постели, а, напротив, любил петь под гитару, посещать забегаловки – «стекляшки» – выпить со случайными знакомыми, узнать сквозь их хмельной бред что-то новое о жизни. «Обожал я снегопад,/ Разговоры невпопад,/ Тары-бары-растабары/ И знакомства невпопад».

Из дневниковых записей 1957 – 1958 годов: «Ходил по улице Горького в поисках нечаянной радости и надоел самому себе до таких высоких степеней, что захотелось мне упасть лицом в высокую траву, и плакать, и проклинать. Только травы в Москве нет, кроме газонов». Однажды на рассвете Шпаликов заявил друзьям, что спрыгнет с моста в реку. Ему не поверили. А он прыгнул... Неисправимый романтик.

Работа не тяжелая,
И мне присуждено
Пить местное, дешевое
Грузинское вино.
Я пью его без устали,
Стакан на свет гляжу,
С матросами безусыми
По городу брожу.
С матросам безусыми
Брожу я до утра,
За девочками с бусами
Из чешского стекла.
Матросам завтра вечером
К Босфору отплывать,
Они спешат, их четверо,
Я пятый – наплевать.
Мне оставаться в городе,
Где море и базар,
Где девочки негордые
Выходят на бульвар.

Однако «оставаться в городе», а не отправляться в фантазийный Босфор, было совсем непросто. Заедал элементарный быт, вечное отсутствие денег (однажды Шпаликов мрачно сказал: «Если бы я с каждого, кто поет «А я шагаю по Москве», собрал по рублю, я бы стал миллионером»). Собственной квартиры у Шпаликова долго не было, и ему постоянно приходилось скитаться, чаще всего по Домам творчества. И не простые отношения с женщинами (первая жена – Наталья Рязанцева, вторая – актриса Инна Гулая (помните «Тучи над Борском»?). Однако эту тему без вины виноватых муссировать не будем.

Я не был лично знаком со Шпаликовым, но, вчитываясь в его строки, можно предположить, что внутри у него, в душе, происходил постоянный разлад, дисгармония, недовольство собой. Вчитайтесь в его стихотворение «Квазимодо», отбросьте лирические иронизмы и что получите в остатке?

О, Квазимодо, крик печали,
Собор, вечерний разговор,
Под колокольней раскачали
Не медный колокол – топор.

Ему готовят Эсмеральду,
Ему погибнуть суждено,
Он прост, как негр, как эсперанто,
Он прыгнет вечером в окно.

Он никому вокруг не нужен,
Он пуст, как в полночь Нотр-Дам,
Как лейтенант в «Прощай, оружье»,
Как Амстердам и Роттердам...

Когда кровавый герцог Альба
Те города опустошил
И на тюльпаны и на мальвы
Запрет голландцам наложил.

А Квазимодо, Квазимодо
Ждет, минуя этажи.
Молчат готические своды,
Горят цветные витражи...

«Он никому вокруг не нужен» – не случайные слова. Шпаликов это ощущал своей кожей. А он так хотел – чистой дружбы, понимания, любви (из дневника: «Я искал тебя долго и трудно, я не могу тебя найти, моя страна несбыточной мечты. Ах, как хочется красивых слов и всего простого – и нет ничего») и, конечно, творческих успехов. Наверное, по природе своей Шпаликов не был рассчитан на преодоление, сопротивление, борьбу (бывают такие натуры) и, может быть, поэтому рано сломался.

Редеет круг друзей, но – позови,
Давай поговорим как лицеисты —
О Шиллере, о славе, о любви,
О женщинах – возвышенно и чисто.

Воспоминаний сомкнуты ряды,
Они стоят, готовые к атаке,
И вот уж Патриаршие пруды
Идут ко мне в осеннем полумраке.

О, собеседник подневольный мой,
Я, как и ты, сегодня подневолен,
Ты невпопад кивай мне головой,
И я растроган буду и доволен.