6b15ad8a063dbf87117dd400b69144d1

Мне понравилось это обращение «сэр». К моему удивлению, мой друг запрыгнул в вагон и сказал:

- Всё в порядке, господин проводник, я не еду, но выскочу из вагона, как только вы свистнете.

Проводник прикоснулся к околышу фуражки и ушел. Я что-то сказал, не знаю, что, я был немного смущен.

- Оскар, ты ведь будешь мне писать и всё рассказывать, правда?

- Конечно, - ответил я, - знаешь, как только обустроюсь. Поначалу будет так много дел, я так жажду всё увидеть. Интересно, как ко мне будут относитьсяпрофессора. Очень надеюсь, что они не окажутся дураками или педантами, но как жаль, что все профессора - не поэты...

Так я весело болтал, но тут вдруг раздался свисток, и мгновение спустя поезд тронулся.

- Ты должен сейчас выйти, - сказал я.

- Да, - ответил он странным глухим голосом, держась за ручку вагона.

Вдруг он обернулся ко мне и закричал:

- О, Оскар, - и прежде чем я понял, что он делает, он схватил мою голову горячими руками и поцеловал меня в губы.

Мгновение спустя он выскочил из вагона...

Я сидел в вагоне, меня била дрожь. Вдруг понял, что по моему лицу катятся холодные липкие капли - его слёзы. Это подействовало на меня странным образом. Я вытер эти капли и сказал себе удивленно:

- Это - любовь. Вот что он имел в виду - любовь...

Я весь дрожал. Долго сидел, не в силах думать, весь дрожал от изумления и угрызений совести.

ГЛАВА III—ТРИНИТИ-КОЛЛЕДЖ, ДУБЛИН; КОЛЛЕДЖ МАГДАЛИНЫ, ОКСФОРД

Оскар Уайльд хорошо учился в школе, но в колледже, где конкуренция была выше, он начал учиться еще лучше. Он поступил в Тринити-Колледж 19-го октября 1871-го года, всего через три дня после своего семнадцатого дня рождения. Сэр Эдвард Салливан написал мне, что, когда Оскара приняли в Тринити-Колледж, у него уже было «достаточно хорошее, яркое классическое образование», и привел бесценный фотопортрет Оскара в то время. Сходство характерных черт Оскара со снимком на самом деле с годами проявлялось всё ярче.

«У него были апартаменты в Колледже на северной стороне одной из старинных площадей под названием Ботани-Бэй. Эти апартаменты были чрезвычайно грязны и заброшены. Он там никогда не лентяйничал. В тех редких случаях, когда туда допускали посетителей, на мольберте всегда можно было увидеть незавершенный пейзаж маслом, стоящий на самом видном месте в его гостиной. Оскар неизменно указывал на пейзаж и говорил с юмористической неуверенностью, что «только что пририсовал бабочку». Тех из нас, кто видел его успехи на уроках рисования, которые проводил в Порторе «Громила» Уэйкмен, его манера вовсе не вводила в заблуждение...

Его жизнь в колледже была посвящена в основном учебе: кроме подготовки к экзаменам по классическим дисциплинам он с жадностью поглощал произведения лучших английских писателей.

Он был большим поклонником творчества Суинберна и постоянно читал его стихи, кроме того, у него всегда были под рукой книги Джона Хаддингтона Саймонда о греческих классиках. Во время учебы в Колледже у него не было определенных взглядов по каким-либо социальным, религиозным или политическим вопросам - казалось, он был поглощен лишь литературными делами.

В то же время он свободно вращался в обществе Дублина, был всегда оживлен, был желанным гостем в любом доме, куда удосужился бы прийти. Во время учебы в Дублинском университете он был одним из людей самого светлого ума, которых можно было там встретить.

Он вовсе не был заядлым игроком, но иногда мог присоединиться к игре с небольшими ставками в мужской компании. Пил он крайне умеренно. Вступил в дискуссионный клуб студентов младших курсов, в философский клуб, но едва ли когда-нибудь участвовал в их дискуссиях.

Для получения медали Беркли (которую он впоследствии получил) он занимался с блестящим, но в то же время - сломленным профессором классической филологии Джоном Таунсендом Миллсом, и, помимо учебы, старался получить удовольствие от занятий со своим колоритным учителем. Например, однажды он рассказал мне, что выразил Миллсу соболезнования, когда тот пришел к нему в шляпе, полностью закрытой крепом. Но Миллс с улыбкой ответил, что никто не умер - лишь ужасное состояние его шляпы заставило его применить эту траурную маскировку. Часто думаю о том, что Оскар Уайльд помнил об этом эпизоде, когда ввел в пьесу «Как важно быть серьезным» Джона Уортинга, носившего траур по своему несуществующему брату...

Накануне своей первой поездки в Италию он пришел ко мне в поразительных брюках. Я бросил какое-то издевательское замечание по поводу этих брюк, но с величайшей серьезностью, которая прекрасно ему давалась, попросил не ёрничать о брюках.

- Это - мои брюки для озера Тразимено, и я собираюсь носить их там».