В 1878-м году Оскар занял первое место в рейтинге «Выдающиеся результаты». Во время летней сессии в том же 1878-м году он вновь достиг успеха - получил премию «Ньюдигейт» за поэму «Равенна», которую прочел на ежегодном торжестве в «Театре Шелдона» 26-го июня. Чтение этой поэмы стало в Оксфорде литературным событием года.
Все относились к Оскару с величайшим любопытством: его называли самым блестящим оратором того времени и одним из наиболее зрелых ученых. В Университете некоторые пророчили ему невероятное будущее, и действительно, казалось, перед ним были открыты все дороги. «В редакции «Журнала для поступающих в Оксфорд и Кембридж» его стихи выслушали с величайшим вниманием». Именно эта наполовину поэзия, наполовину - ритмическая риторика могла воззвать к сердцам и разуму юношества. У него был красивый тенор, который он использовал изощренным образом. Когда он садился в кресло, люди толпились вокруг, чтобы воздать ему хвалу, и даже люди высокого положениярасточали ему комплименты. Сколь ни странно, Оскар говаривал, что его появление примерно в то время в костюме принца Руперта на маскарадном балу, который устроила в зале Хэдингтон-Холла миссис Джордж Моррелл, принесло ему намного более приятные доказательства исключительного положения, которого он добился:
- Фрэнк, все толпились вокруг меня и заставляли говорить. Я почти совсем не танцевал. Я пришел в костюме принца Руперта и говорил, как обычно говорит он, но с большим успехом, поскольку все мои враги превратились в моих друзей. Я провел божественный вечер: Оксфорд значил для меня так много. . . . .
Если бы я мог тебе рассказать, как много дал мне Оксфорд.
Когда я впервые вошел в здание Колледжа Магдалины, я был счастливейшим из смертных. Оксфорд для меня - целый мир, исполненный невыразимого, непередаваемого обаяния. Оксфорд - это дом безнадежных дел и недостижимых идеалов, Оксфорд Мэтью Арнольда с его шпилями из снов и серыми колледжами, возвышиющимися на бархатных лужайках или скрытыми среди деревьев, а между ними - прекрасные поля, усеянные рябцом и первоцветами, и тихая река вьется лентой до Лондона, а затем впадает в море... Фрэнк, перемены для меня были поразительными: Тринити-Колледж для меня был логовом варварства, к которому добавилась еще и грубость.
Если бы не два-три человека, в Тринити-Колледже мне было бы еще хуже, чем в Порторе, но Оксфорд - вот Оксфорд был для меня Раем. Кажется, душа моя расцветала от радости и умиротворения. Оксфорд - зачарованная долина, в его украшенном цветами кубке хранится весь идеализм Средневековья. (Оскару всегда нравилось вольно цитировать или перефразировать в разговоре яркие пассажи из творчества современных авторов. Цитировал он их утонченно, и иногда его собственная вышивка оказывалась столь же хороша, как оригинал. Но мне всегда казалось, что это ученичество свидетельствует об отсутствии оригинальности. Особенно на него повлиял Мэтью Арнольд, он был почти столь же велик, как Пейтер). Фрэнк, Оксфорд - столица романтизма. В своем роде он столь же достопамятен, как Афины, а меня он очаровывал даже еще больше. В Оксфорде, как и в Афинах, не было места реалиям гнусной жизни. Кажется, никто ничего не знал о деньгах и не заботился о них. Всеобъемлющее аристократическое чувство - у человека должны быть деньги, но он не должен о них беспокоиться. И всё, что необходимо для жизни, было идеальным: яства, вино, сигареты - повседневные жизненные потрбености превращались в художественные символы, даже наша одежда обрела важность и смысл. Именно в Оксфорде я впервые надел бриджи и шелковые чулки. Я почти реформировал моду, сделал современный костюм эстетичным. Фрэнк, это - вторая и более великая Реформация. Как жаль, что Лютер совсем не разбирался в одежде, у него совсем не было чувства стиля. У него была отвага, но совсем не было утонченности восприятия. Боюсь, его шейные платки всегда выглядели шокирующе! - и Оскар чарующе рассмеялся.
- А что там таилось за фасадом, Оскар?
- О, Фрэнк, не спрашивай - я не знаю. Никакой грубости - лишь утонченные удовольствия!
«Чистые страсти, благие сожаления и любови без боли». (В ориганале вместо «боли» были «пятна»), -
и он рассмеялся озорным смехом, поскольку процитировал неточно.
- Любови? - спросил я.
Оскар кивнул со своей коронной улыбкой, но мой вопрос его вовсе не задел.
- Лишь романтические и идеалистические привязанности. Каждая новая волна юношей из частных школ приносила избранные натуры, идеальные личности, самых благодарных и чудесных учеников, каких мог бы пожелать для себя поэт, и я читал им старую, но при этом всегда новую проповедь индивидуального бунта и личного совершенства. Я показывал им, что грех со всеми своими интересными аспектами расширяет горизонты жизни. Предрассудки и запреты - это стены, в темнице которых томится душа. Фрэнк, излишества могут навредить телу, но душе вредят лишь страдания: именно самоотречение и воздержание калечат и обезображивают душу.
- Значит, уже в Оксфорде ты прославился, как выдающийся собеседник? - спросил я слегка удивленно.