6b15ad8a063dbf87117dd400b69144d1

В 1877-м году он сопровождал профессора Махаффи в длительной поездке по Греции. Удовольствие и польза, получаемые Оскаром в этой поездке, были столь велики, что он не вернулся в Оксфорд к назначенной дате. Доны оштрафовали его на сорок пять фунтов за нарушение дисциплины, но в следующем году вернули ему эти деньги, когда он занял первое место в рейтинге «Выдающиеся результаты» и получил премию «Ньюдигейт».

Эта поездка в Грецию в двадцать три года подтвердила взгляды на жизнь, которые у него уже сформировались - это мне стало понятно уже по вышеприведенному разговору с Пейтером. Но никто не понял бы Оскара Уайльда, который хотя бы на мгновение забыл, что родился язычником, как сказал Готье, «тем, для кого существует лишь видимый мир», наделенным греческой чувственностью и любовью к пластичной красоте. Язычником, который, подобно Ницше и Готье, совсем не симпатизирует христианству, человеком из «братства неверующих, который «не может» верить». (Его собственные слова в "De Profundis."), для которого чувство греха и раскаяние - симптомы слабости и болезни.

По словам Оскара, больше всего удовольствия во время поездки в Рим он получил бы от лицезрения греческих богов, героев и героинь греческой истории на алтарях Ватикана. Он предпочел бы Богоматери Скорбящей Ниобею, и им обоим предпочел бы Елену Троянскую. Он заявлял, что почитание скорби должно уступить место почитанию красоты.

Следует упомянуть здесь о еще одной преобладающей черте молодого человека.

Еше во время учебы в Оксфорде его вкусы - стремления ума и темперамента - начали определять его будущее. Он проводил каникулы в Дублине и всегда приглашал в свои апартаменты в Тринити-Колледже старинного школьного друга Эдварда Салливана. Салливан вспоминает, что во время их встреч Оскара переполняли впечатления от редких поездок в Лондон, он не мог говорить ни о чем другом, кроме впечатлений от пьес и актеров. С юных лет его непреодолимо влек театр - ему было присуще не только тщеславие актера, но и то, что можно назвать любовью прирожденного драматурга к изменениям жизни на сцене - к декорациям, костюмам, риторике, и главное - к естественной для сцены патетике, благодаря которой возможны юмористические преувеличения.

- Помню, он мне рассказывал, - пишет Салливан, - о «Макбете» Ирвинга, очень его впечатлившем. Оскар был просто очарован. Но боялся, что на публику спектакль произвел столь же сильное впечатление - это, по его словам, свело бы на нет всё его удовольствие от выдающегося представления.

Он обожал мисс Элен Терри - столь же сильно, как Мэрион Терри, миссис Лэнгтри, позже - Мэри Андерсон.

После смерти сэра Уильяма Уайльда семья больше не могла жить в Дублине - теперь живые освободились. Леди Уайльд потеряла мужа и единственную дочь на Мэррион-Сквер, для нее дом был полон печальных воспоминаний, она жаждала покинуть его и обосноваться в Лондоне.

Стихотворение "Requiescat" в первом сборнике Оскара посвящено памяти сестры, которая умерла в десять лет - он уподобил ее «лучу солнца, танцующему по дому». Уже в юности он серьезно относился к своему призванию: он чувствовал, что должен воспевать свое горе, фиксировать всё, что происходит в его жизни. Но тут он не нашел новых слов для своей утраты.

Вилли Уайльд поехал в Лондон и устроился журналистом, вскоре редактор светской газеты «Высший свет» предоставил ему практически полный карт-бланш. С редким бескорыстием, или, если вам угодно, с кельтской преданностью своему клану Вилли очень постарался добиться того, чтобы Оскар прославился. Любую остроту, которую Оскар произнес или которую можно было приписать ему, Вилли цитировал в газете «Высший свет». Эта реклама и собственные недюжинные таланты Оскара как остроумного собеседника, но главным образом, вероятно, распространяемые шепотом слухи о его странных пороках начали формировать вокруг имени Оскара некую мифологию. Оскар уже начал превращаться в персонажа - он вызывал любопытство, все его поступки внушали трепетный интерес. Он публиковал стихи в журнале Тринити-Колледжа «Коттабос» и в других изданиях. Люди начали оценивать его по его собственной мерке поэта и остроумца, тем более, что его амбиции никоим образом не противоречили их более материальным устремлениям.

Пришло время Оскару завоевать Лондон так же, как он завоевал Оксфорд. Он окончил первый класс в великой Школе Высшего Света, и жаждал перейти на новый уровень, где лишь его собственные ошибки были бы его наставниками, и лишь его желания давали бы ему задания на дом. Успехи в Университете опьянили Оскара уверенностью, что отныне его жизнь станет чередой триумфов, станет исключением, доказывающим правило о том, что триумфатор учебных рейтингов редко повторяет свои победы на поле битвы жизни.