Нил медленно повернулся и, взглянув в сторону письменного стола, откуда донесся этот глубокий мужской голос, ошеломленно замер. На мгновение ему показалось, что там, за столом, откинувшись на высокую спинку старинного кресла и закинув ногу на ногу, сидит Крест. Хотя умом он понимал, что это невозможно, но сходство между его погибшим другом и сидящим перед ним мужчиной было просто невероятным. То же худощавое лицо с красивой утонченно-изящной линией высоких скул и упрямым подбородком, те же тонкие крылья носа с легкой горбинкой, те же яркие черные глаза под странно изломленными бровями, обрамленные такими же не по-мужски длинными ресницами, и даже густые пряди блестящих иссиня-черных волос падали на широкие плечи так же, как у Креста. И голос был таким же. Глубокий, звучный, несколько смягченный теплыми интонациями местного диалекта, он напоминал таинственно-мерцающие переливы темного бархата, с теми же неуловимыми нотками холодной властности, не допускающий даже мысли об ослушании. Мужчина сидел спиной к окну, и его лицо и фигура находились в тени, отчего он казался старше и еще больше похожим на брата. Да, это вне всякого сомнения был граф Жак-Франсуа де Ла Вреньи, младший брат заключенного чикагской тюрьмы Сент-Джеймс по прозвищу Крест. Впрочем, всмотревшись в его черты попристальнее, Нил обнаружил и, может быть, не слишком явные, но, тем не менее, отличия. Кресту было тридцать шесть лет, но окружавшая его аура неприступности, ледяного высокомерия и презрительного равнодушия с почти неуловимым металлическим привкусом жестокости заставляла его казаться старше своего возраста, его брату же едва ли можно было дать больше двадцати шести, в уголках его глаз не было морщин, а их взгляд был открытым, ясным и чистым, словно звездное небо в теплую августовскую ночь, без единого намека на жестокость, непроницаемую отстраненность или холодную равнодушную пустоту, что были присущи взгляду его старшего брата, а в надменно-чувственном изгибе губ не чувствовалось горькой иронии и настороженности человека, готового в любой момент принять удар или… нанести его. Человека, разочаровавшегося в жизни, не доверяющего никому и живущего по своим собственным законам и правилам, с безразличием и презрительной усталостью взирая на окружающий его мир. Все это было в Кресте, но не в сидящем в кресле мужчине. Он еще не был отмечен страшными метками, которые оставляют на человеке годы нелегкой жизни и жестоких испытаний. Одет Жак-Франсуа был в черный костюм, идеально сидящий на его высокой худощавой фигуре и, очевидно, сшитый на заказ, и такие же черные рубашку и галстук.
«Траур, – догадался Нил. – Он носит траур по брату».
Он начал понемногу приходить в себя и вспомнил, что тот о чем-то спросил его.
- Очень нравится, – серьезно ответил молодой человек, припомнив вопрос.
- Этот замок был построен графом Шарлем де Ла Вреньи еще во времена Гуго Капета. В то время это была одна из самых хорошо укрепленных крепостей Франции. На протяжении нескольких веков она существовала в первозданном виде, пока мой прапрадед, граф Филипп де Ла Вреньи, не провел полное переустройство замка. Обе крепостные стены и ров срыли. Вы должны были видеть остатки внутренней стены, которые теперь служат оградой. Внешний вид самого замка почти не изменился, за исключением окон и балконов, а вот внутри перестроено было почти все. От башней до подвалов. Должен сказать, это мудрое решение. Было бы смешно в двадцатом веке жить в средневековом замке без отопления, электричества, водопровода и прочих изобретений современности. Со времен Филиппа каждый последующий граф де Ла Вреньи проводил реконструкцию поместья, привнося в него все самое лучшее, что было в то время. Каждый из них оставил здесь свой след, – Жак-Франсуа окинул библиотеку задумчивым взглядом. – Так что сейчас этот дом представляет собой своеобразную, но, безусловно, уникальную и вполне гармоничную смесь стилей разных эпох, – внезапно он замолчал и улыбнулся. Тепло, ясно, открыто и немного смущенно, отчего сразу же стал совсем не похож на Креста. Эта улыбка буквально осветила лицо графа, сделав его еще моложе, волшебным лучом коснулась его глаз, озарив их темную глубину смешливыми искорками.
«Наверное, Крест тоже так улыбался, – подумал Нил и почувствовал, как внутри все сжалось от непонятной грусти. – Раньше. Когда был Кристианом-Пьером. Впрочем, если бы граф прошел через то, через что прошел Крест, то вряд ли смог бы так улыбаться».
Но Нилу неожиданно стало легче от этой так внезапно, резко и явно обозначившейся непохожести. Словно внутри развязался какой-то узел.
Между тем, граф поднял руку и элегантным взмахом указал на одно из кресел, стоящих перед столом.
- Присаживайтесь, – мягко предложил он. – Я так растерялся, когда Просперо сообщил, что вы хотите поговорить со мной о брате, что совсем забыл о правилах приличия. Надеюсь, вы извините мне мою невежливость. Это было непреднамеренно.
- Я понимаю. Не стоит извиняться.