6fe33687fe1e42e8f005473e4c927e62

Подойдя к столу, Нил опустился в предложенное кресло и внимательно посмотрел на графа. Тот ответил ему таким же внимательным взглядом. С минуту они молча изучали друг друга. Первым не выдержал Жак-Франсуа.

- Что вам известно о моем брате? – спросил он, и в его голосе явственно прозвучали нотки нетерпения. – Вы были знакомы с ним?

- Да, – спокойно ответил Нил. – Мы вместе воевали в составе Американских экспедиционных сил.

- Американских экспедиционных сил?! – странно изломленные брови изумленно взлетели. – Вы хотите сказать, что мой брат воевал в Американских экспедиционных силах?

- Да, – подтвердил Нил и чуть нахмурился. Ему была непонятна столь странная реакция графа. – Я думал, вы знаете об этом. Разве вы не знали, что ваш брат воевал здесь, во Франции?

- Да, я знал, что он воевал, но полагал, что он воевал во французской армии. В похоронном письме сообщались лишь дата, место и причина смерти, но ничего не говорилось о том, где он служил.

- Понятно, – вздохнул Нил.

- Но… – Жак-Франсуа споткнулся, подбирая слова. – Почему именно в Американских экспедиционных силах? Как он попал туда?

Нил не спешил с ответом. Прищурившись, он отвел взгляд и посмотрел поверх плеча графа в синеющее за окном небо, обдумывая, что ответить. Нельзя сказать, чтобы этот вопрос оказался для него такой уж неожиданностью. Но хотя Нил и знал, что он будет задан, но вот что ему ответить на него – не имел ни малейшего представления. Проще всего было сказать правду. Но сказать правду означало рассказать этому человеку, который смотрел на него с такой радостной надеждой, что его брат был преступником, приговоренным к тюремному заключению. Что он, как Нил и другие заключенные, вынужден был выбирать между войной и застенком и предпочел жизнь среди стрекота пулеметных очередей, заунывного пронзительного свиста пуль и грохота взрывов, от которых содрогалась земля, а небо затягивало черным, пахнущим гарью и копотью, дымом. Жизнь, где им приходилось голодать и спать по четыре часа в сутки на голой земле под снегом, дождем и ветром, завернувшись в изношенную шинель, и где смерть постоянно бродила рядом, бой за боем тихо и равнодушно забирая тех, кто сражался рядом, заглядывая в глаза своими пустыми невидящими глазницами, словно напоминая, что, быть может, завтра наступит и их черед. Да, он, Крест и другие заключенные предпочли эту жизнь, где им приходилось ежесекундно скользить по острию бритвы над зияющей пропастью смерти и забвения, рискуя сорваться вниз и исчезнуть в ней навсегда, оставляя за собой кровавый след, жалкому существованию в холодном каменном колодце со спертым воздухом и грязными зарешеченными квадратиками окон, сквозь которые скудно просачивался дневной свет, где их всех терпеливо поджидал давно известный конец – медленная и мучительная смерть от чахотки с выворачивающим внутренности наизнанку кровавым кашлем и многочасовой агонией, когда секунды кажутся бесконечными, а последний вздох расцветает радостной и умиротворенной улыбкой на бледных, покрытых кровавой пеной губах, приветствуя смерть как величайшее благословение. Долгожданное избавление от мук. И ты уходишь в последний путь, сопровождаемый угрюмым молчанием и бросаемыми украдкой исподлобья равнодушными взглядами сокамерников, знающих, что придет день – и они пойдут тем же путем, сопровождаемые таким же молчанием и взглядами и брезгливым презрением охранников, чтобы быть похороненным в безымянной могиле вместе с нищими, бродягами и прочим сбродом и забытым навсегда, словно ты никогда не существовал. Он мог бы сказать такую правду. Но Нилу почему-то казалось, что Крест не хотел бы, чтобы его брат знал об этом.

- Я точно не знаю, как он попал в Американские экспедиционные силы, – наконец сдержанно и спокойно ответил он. – Но думаю, что как и все мы: либо его призвали, либо он вызвался добровольцем. Мы познакомились здесь, во Франции.

- Вот как, – тихо пробормотал Жак-Франсуа, на этот раз в его голосе явственно прозвучало разочарование. – А он вам не рассказывал о себе? Какие-нибудь ситуации, города. Может быть, упоминал чьи-то имена?

Нил чуть нахмурился, сделав вид, что пытается вспомнить. Выдержав паузу, он покачал головой и вздохнул.

- Нет, – ответил он, искренне надеясь, что его ложь прозвучит достаточно убедительно. – Мы слишком недолго знали друг друга, чтобы рассказывать о каких-то личных вещах. Кроме того, на войне нет времени делиться впечатлениями и воспоминаниями. Нам и отдохнуть толком не всегда удавалось, а на долгие разговоры и рассказы времени не оставалось вообще. Извините.

- Неужели? – неуловимым летящим движением Жак-Франсуа немного наклонился вперед и чуть прищурился, сверля его пристальным изучающим взглядом. – А как же, в таком случае, вы узнали обо мне и о том, где я живу?

Нил едва не рассмеялся над этой неуклюжей попыткой поймать его на лжи, но сдержался. И лишь уголки его губ дрогнули в едва заметной, призрачной усмешке, которая, впрочем, тут же исчезла.