7 Заклинатели (СИ)

- Объясни, для чего...

- Потом!

Гусь взлетел и исчез, уронив с крыла небольшое перо.

Шванк тихо задремал. Когда он проснулся, это самое перо лежало на столике. Слишком маленькое, не для письма.

Уже окончились сумерки и наступила ночь.

***

Осторожно постучали, и гость вошел в двери, не дожидаясь ответа. Это был Филипп. похожий на бога.

- Шванк, ты можешь встать и идти? - спросил он так же осторожно, почти нежно, тихим голосом.

- Сейчас проверю, - ответил Шванк и резко сел. Голова не закружилась, и тогда он встал.

- Могу. Что...

- Нас вызывают, идем.

От гостиницы уходили прямые светлые тропы - в Храм, трапезную, еще кое-куда, и все они усыпаны песком; его незаметно, по ночам, сметают и обновляют служительницы. Узкая тропа, крытая вдавленными сплошь осколками белого камня, уводит в черный сад. Филипп пошел впереди, а Шванк шел следом, удерживая взор то на светлой спине проводника, то роняя его на белую тропу. Водить по тропе епископа следовало, не оборачиваясь.

Белая тропа прорезала садик и вывела к небольшому домику, тоже белому, где вот уже несколько веков подряд жили правящие, а иногда и бывшие епископы. Филипп постучал в легкую дверь, и охрипший голос ответил прямо во время стука:

- Войди. Быстрей.

Жрец пропустил жонглера вперед, сам склонился, выпрямился, как хлыст, и встал в глухой тени, спрятав руки в рукавах.

- Подойди, садись.

Филипп не шелохнулся, и Шванк понял, что приказ обращен к нему. Он низко поклонился, почему-то молча. В комнате оказалось лишь одна, маленькая, сфера света; в нее попадали всего-навсего небольшой столик и сидящий за ним епископ. Рыжеватое пламя порождали три восковые свечи в темном и толстом канделябре.

Епископ хлопнул по сидению слева:

- Садись, шут.

Тот послушно и тихо сел. Епископ поставил локти на стол и уперся обоими кулаками в щеки. Теперь на нем была толстая серая шаль, крест-накрест завязанная на груди. И нос его, видел Шванк, покраснел и распух. Панкратий промокал его большой белой тряпкой.

- Филипп, разбуди и приведи Пиктора!

- Да, Ваше преосвященство, - прошуршал одеянием и стукнул дверью жрец.

- Пей! - сказал епископ и передал Шванку глиняный кубок. В нем плескалось красное вино, чуть выше половины.

- Ешь! - сказал он снова и указал на стол; рядом со свечами был деревянный круг и на нем стопка из нескольких лепешек.

- А Вы, Ваше преосвященство? - спросил из вежливости отупевший Шванк.

- Мне запрещено любое вкушение пищи после заката, а сейчас приближается полночь. Брось ты свою ложную скромность. Не ел целый день, у тебя закружится голова. А ты мне нужен разумный.

Шванк насухо прожевал и проглотил верхнюю лепешку, хлебнул вина и отставил кубок.

- Хм, - продолжал Панкратий, - Если ты и впрямь лазутчик людей Гавейна, как говорят, то я тебя повешу. А пока ты мой гость, так что ешь, пей и слушай.

Есть жонглер не мог и поэтому весь обратился в слух.

- Геб-хардт Шванк, так я понимаю? Жонглер и певчий.

- Да, господин мой...

- Ты умеешь убивать голосом? Брать убийственные ноты?

- Я не понимаю...

- Ладно. И ты здесь не затем, чтобы украшать своим голосом сирены наш скромный хор?

- Да, господин, не за этим. Это лишь плата. Некий Бог встретился мне и повелел написать роман...

- Кто он?

- Не знаю.

- Ты Дом Божий?

- Наверное, нет. Я ведь кастрат.

- И ты все-таки зачем-то понадобился божеству.

- Да, я пишу...

- О том, что было полвека, а потом и сорок лет назад. Роман о Молитвенной Мельнице и Неведомом Боге.

- Я еще не озаглавил его, - растерянно пробормотал наш трувер.

- Значит, мое заглавие подойдет?

- Конечно, Ваше преосвященство!

- Что ж пиши, пиши. - Панкратий возложил ладони по бокам канделябра, как богиня держала их на коленях, сделался грозным и продолжал, нахмурясь, - Лесные Королевы почему-то замалчивают смерть моего предшественника. А гибель остальных выдают за смерть на поединке. Кто-то мстит нам... Прекрасно будет, если правда все же отдастся тебе, если ты закончишь его! Пиши, мы мешать не будем. Но оставишь нам копию!

- Обязательно, Ваше преосвященство! - шут отвесил неуклюжий сидячий поклон.

Епископ убрал лепешки и кубок, поставил куда-то за спину, в темноту.

Филипп снова стукнул в дверь и пропустил Пиктора. Тот, вопреки подозрениям, заспанным отнюдь не казался. Панкратий указал на сидение справа:

- Сядь!

Пиктор быстро сделал поклон и сел. Епископ взял его за виски, притянул в сферу самого яркого света и вгляделся, морщась. Шванк оторопел: Пикси был избит. Под глазами наливались синяки, а на щеках красовались немного иные кровоподтеки, вроде тех, что возникают после укуса или щипка с вывертом. Шванк задрожал, и епископ выпустил голову раба.

- Ничего себе, учитель мой! Кто это сделал?!

- Но, Ваше преосвященство... Вам известно, я служу для рабов смешною игрушкой, этим и выживаю. Но сегодня они перегнули палку.

- Ох, перегнули! Побоялись отыграться на мне, так?

- Или на Эомере...

- Или на Эомере.

- Пиктор, ты будешь молчать? Кто это сделал?

- Буду молчать, господин мой.

- Хорошо. Филипп, подойди!

Тот шагнул на границу тени и остался стоять.

...